Сад радостей земных

Он не мог шевельнуться. Не мог заговорить. Вопли Роберта становились все тоньше, все пронзительней, лицо его было исхлестано дробью. Кровь лилась ручьями, стекала в колкую траву, там на ней всплывали срезанные травинки и семена, она текла дальше и скрывалась из виду. Воздух звенел от криков Роберта. Кречет стиснул свой дробовик так, что пальцы свело, казалось, и ему грозит то, что случилось с Робертом, и надо защищаться. Потом увидел: к ним бежит Джонатан, по полю идут мать с Джудом — зря они пошли той дорогой, только время теряют, могли бы срезать напрямик, через рощу…

Клара совсем побелела. Она и не видела Кречета, бегом бросилась к Роберту, попробовала его приподнять. Кровь мигом залила ей платье, словно из кувшина.

— Боже мой! — закричала Клара. — Джуд! Давай сюда машину! Скорей, мы его отвезем…

Джуд не дошел несколько шагов, замялся. Видно было, что ему плохо.

— Машину давай! — опять крикнула Клара.

Она все пыталась поднять Роберта, но он был слишком тяжелый. Он смотрел на нее так, словно чему-то очень удивился и не знал, как об этом сказать, как объяснить. Теперь Кречет видел: рука Роберта у самого плеча висит почти отдельно, еле держится на каком-то лоскуте, и кровь так и хлещет. Клара оглянулась на Джуда, заорала:

— Давай машину, черт подери! Джуд! Джонатан! Давай сюда машину, болван, сукин сын! Он же истечет кровью и помрет! Чего стоишь?

Машину в конце концов пригнал Джонатан. А время шло. Кречет все стоял на прежнем месте и смотрел, воздух сделался твердый, ни вдохнуть, ни выдохнуть, и невозможно понять, что же случилось, и при чем тут он. Все происходило медленно, как во сне. Он не плакал, не подумал, что можно заплакать. И все еще сжимал в руках ружье, которое дал ему Ревир. Клара подняла Роберта, дотащила его до своей новой машины и уложила на заднее сиденье. Она все еще кричала, орала на всех. Кречет не понимал, чего она хочет. Джонатан, белый как мел, шел за ней по пятам и пытался помочь, но руки его словно бы никак не могли дотянуться до Роберта. Все они боялись Роберта, все, кроме Клары, а она продолжала кричать. Наконец Кречет уронил ружье и зажал уши ладонями. Джуд стоял где-то в стороне, у ограды, прислонился к ней, как спросонья. Точно хотел и никак не мог проснуться.

— Поди к телефону, предупреди, что мы едем! — велела Кречету Клара. — Доктору позвони!

И поехала напрямик, машину затрясло на кочках, Джонатан с трудом дотянулся, на ходу захлопнул заднюю дверцу, а Кречет так и остался стоять, зажимая ладонями уши.

Он остался один, только Джуд стоял поодаль, Джуда тошнило, а на земле расплывалась большая, блестящая лужа крови, и у ограды из колючей проволоки валялось ружье Роберта.

Роберт умер в машине, когда до врача оставалось каких-нибудь пять минут езды. После эту машину сожгли, потому что сзади все насквозь пропиталось кровью, это Клара захотела, чтоб ее сожгли. Еще мною лет Клара станет говорить об этой поездке — со злостью, с язвительной насмешкой, словно и эту машину, и неровную дорогу, и даже то, что доктор жил так далеко, — все это кто-то устроил ей назло.

— И Джуд тоже… мямля несчастная, хуже маленького! — станет она повторять, выставляя напоказ великолепные белые зубы.

Много дней спустя, когда она оправилась после того, что с ней случилось (Кречет не очень понял, почему она была больна, и никто не стал ему объяснять), она наконец сказала, не дотрагиваясь до него:

— Это ты его застрелил?

Он тысячу раз им всем рассказывал, как это случилось: Роберт стал перелезать через ограду и сорвался.

Кречет столько раз это объяснял, что уже тошно было снова объяснять, а им тошно про это слушать.

— Это ты его застрелил? — повторила Клара.

Спрашивает, а сама смотрит в упор, холодно, без улыбки, лицо у нее гладкое, точно восковое, волосы зачесаны назад.

— Не знаю, — сказал наконец Кречет.

Его затрясло при этих словах, и он надеялся — может, она избавит его от этой дрожи? Если она до него дотронется, обнимет, дрожь уймется. Но Клара к нему не притронулась. Еще несколько минут молча на него смотрела. И опять спросила:

— Это ты его застрелил?

— Не знаю.

— Когда ж ты будешь знать?

Кречет беспомощно стоял перед ней. В голове гудело, будто в ней кружил целый рой красивых, хрупких стрекоз, которых он видел в тот памятный день; но отвечать было нечего.

— Чего не знаешь, про то молчи, — сурово сказала Клара. — Держи язык за зубами, понял?

5

Он понял. Долгие месяцы он непрестанно думал о случившемся и еще долгие месяцы станет гнать от себя эти мысли, но не думать не сможет. И потом еще годы протянутся от смерти Роберта до той, негаданной, что подстерегает его самого, а воспоминание, все такое же нестерпимо жгучее, яркое, вновь и вновь будет возвращать его в тот день, когда Роберт истек кровью.

— Ладно, можешь больше не брать в руки свое ружье, — сказал ему Ревир.