Сад радостей земных

Иногда он возил ее в какой-нибудь соседний городок, и стороннему глазу она казалась старше своих пятнадцати лет, с виду спокойная, терпеливая и словно лишенная возраста; таких замечаешь мимоездом на дорогах — они стоят на пороге убогого жилища или, прислонясь к дверце машины либо опершись на крыло, ждут своих мужей и спутников, равнодушно скрестив руки на груди, и, кроме равнодушия, в их облике ничего не прочтешь. В субботу под вечер, разъезжаясь по домам, люди, у которых был свой дом, могли мельком увидеть Клару на пороге лестницы, ведущей в ее комнату, когда она выходила вместе с Лаури. Неясным пятном промелькнет ее лицо, кричаще ярким пятном — ее одежда: дешевый свитер и готовая юбка из магазина стандартных цен. Лицо — из тех, что всегда поражают: никак не ждешь, что оно такое юное. Кисть обмотана ремешком сумочки, Клара забавы ради машет ею, точно игрушечной саблей. Ее спутник, Лаури, всегда торопится и шагает, не глядя на нее, словно уже думает о чем-то другом. Он кажется жестким и в то же время хрупким — молодой человек, не знающий молодости. Даже в переполненных кабачках и ресторанах, в оживленной компании он казался немного рассеянным. Рядом с Кларой он был словно старший дальний родственник, словно дядюшка или троюродный брат, чьим попечениям ее вверили на сегодняшний вечер. И Клара чувствовала: какая-то часть его существа ускользает от нее неведомо куда — не уследить, не догнать. Возьмешь его за руку, перебираешь пальцы, будто они — влюбленная парочка, а он попросту ничего не замечает. А так приятно представлять, что они и правда парочка, и сама она — как все девушки, которые держатся с мужчинами и по-матерински, и в то же время кокетливо, и по-хозяйски… хотя многие мужчины меняют спутниц чуть не каждую неделю.

Однажды субботним вечером они поехали в городок миль за двадцать, на том же берегу реки, что и Тинтерн. В полутемном переполненном ресторане танцевали, только Клара одиноко сидела в углу. Она уже выучилась курить, надо ж чем-то занять руки. Она все ждала, когда же вернется Лаури, он давно уже разговаривал с какой-то старой приятельницей — та вначале подошла к ним, полоснула Клару взглядом, точно бритвой, и тотчас про нее забыла. Когда Лаури ее оставляет и приходится ждать, надо хоть чем-то занять руки, не показать, каково тебе в эти минуты. Вовсе незачем, чтобы кто-нибудь это понял, и уж во всяком случае, не Лаури! Да она и сама не желает ничего видеть. Вот так вдруг наверняка узнать, что он — с другой, что он прячется где-то в темноте с другой… это все равно как если тебя вдруг осветили прожектором и выставили напоказ, и всем видно, как жалка твоя любовь к человеку, который тебя не любит.

Когда он вернулся, Клара поднялась.

— Ты, верно, сейчас повезешь меня домой, — сказала она.

На щеке у него виднелся след губной помады. Он взял Клару за руку и повел. Она была в туфлях на высоких каблуках — и вдруг почувствовала, что она еще девчонка и не доросла до них; наверно, вид у нее дурацкий.

— Тебе все равно пора домой, — рассеянно сказал Лаури.

Знакомая рассеянность, так бывало уже раза три: к нему подходили какие-то старые приятельницы, весело окликали, и он с ними уходил… и вот на обратном нескончаемом пути Клара смирно сидит рядом с ним и курит очередную сигарету. Сидит и смотрит на дорогу, а Лаури молчит. Молчит, будто дразнит, будто назло — и наконец ей становится невтерпеж.

— Пропади ты пропадом, — сказала она.

— Время позднее. Тебе пора домой.

— Да, а ты вернешься к ней, — огрызнулась Клара. Будто я не знаю! Вернешься к этой суке. Хоть бы она тебя заразила.

Лаури начал негромко насвистывать сквозь зубы. Что ему ни говори, ему все нипочем. Наверно, он ее слушает, но все равно как несмышленую сестренку — что ни скажет, все ее слова не стоят внимания. И Клара сказала:

— Тот дядька, помнишь, я на прошлой неделе рассказывала, он опять ко мне приставал. Говорит — мол, выбирай в своем магазине какие хочешь духи, я тебе их куплю.

— И что будет?

— В другой раз, как он придет, я скажу — ладно. Вот что я ему скажу.

— Хочешь родить ребенка?

— Плевать я хотела.

— Скольких детей родила твоя мать?

— Не твоя печаль.

Клара со злостью швырнула сигарету в окно.

— И еще один дядька со мной говорил… он водит грузовики. Зарабатывает кучу денег. Он сказал, может, я с ним погуляю, в ресторан схожу.

— Делай что хочешь.

— А тебе все равно?

Клара принялась сдирать с ногтей красный лак, ногти стали пятнистые, облезлые, и от этого уродства ей вроде как полегчало.

— Тебе все равно, ты плевать на меня хотел. Ты еще хуже тех стервецов. Они хоть не секретничают все время.

— Я не стану дружить с потаскушкой.

— А я и не знала, что мы с тобой дружим.

— Делай что хочешь. Гуляй с шофером, с кочегаром, с кем угодно… валяйся по машинам, по канавам, по сараям.

— Кто-нибудь из них на мне женится.

— И прекрасно.

— А мне плевать.

— Я думал, тебе еще много чего хочется.