– А здорово ты ведешь машину, и как быстро, – сказала Ревиру Клара.
Опять поехали под гору, но теперь ясно почему: вдали виднеется то ли река, то ли озеро. И все тянется к этой воде. Улица вся кирпичная, и кирпич под дождем блестящий, чистый, в полях ничто не может быть таким чистым, и все дома поставлены лицом к воде. Она сегодня серая, неспокойная. И не разберешь, то ли она вдалеке сливается с небом, то ли это сереет другой берег.
– Нравится тебе, Кречет? – спросила Клара.
– Пожалуйста, называй его настоящим именем, – сказал Ревир.
– Кристофер, – сказала Клара. Сказала не очень уверенно и легонько толкнула его в бок; мол, это просто шутка. – Вот в каких местах живет родня твоего отца, Кристофер, нравится тебе здесь, а?
– Не знаю…
– Может, и ты когда-нибудь станешь тут жить – хочешь?
– Я здесь сколько раз бывал, – сказал Кларк. Подался вперед, оперся на спинку сиденья за плечами Клары. Кречета это возмутило. Охота была чем-то делиться с Кларком! – Вот он, их дом. А цвет мне не нравится.
Ревир свернул на мощенную кирпичом дорожку, миновал ограду и подъехал к огромному серому дому. Дом – с колоннами, прямо как на фотографии в книге; когда смотришь эти снимки, невозможно поверить, что и вправду где-то есть такие дома. Клара достала пудреницу и напудрилась. Вытянула шею, оглядела себя: лоб, щеки.
– Господи, – прошептала она, – я на черта похожа от этой езды.
Старательно надела шляпу; длинные пальцы двигаются беспокойно, неуверенно. Ногти почти бесцветные, а некоторые обломаны, совсем короткие. Кречет всем существом ощутил, как она волнуется.
С парадного крыльца сошел человек в коричневом плаще. Клара опустила окно, он им крикнул:
– Проезжайте за дом, там поставите машину!
И коротко махнул рукой Ревиру – поздоровался, но без радости; плащ распахнулся, и стало видно, что на этом человеке надето все очень дорогое и хорошее. Вокруг дома – вечнозеленые кусты, да такие высокие, что совсем заслоняют некоторые окна. А окон в доме много, уж слишком много. Даже на третьем этаже есть окна. Сбоку сад, и в нем люди… нет, почти с испугом Кречет разглядел: не люди, а какие-то серые статуи. Цветут поздние осенние цветы, а все остальное увяло и заброшено. Какой-то он несчастный, унылый, этот сад, под дождем это особенно заметно. Наверно, в доме пахнет плесенью.
Кречет не ошибся: в кухне пахло сыростью. И ничего похожего на Кларину кухню: огромное помещение, разгороженное на три части, и потолок уродский, чересчур высокий. В одной части – кухонный стол, самый простой, деревянный, весь в рубцах от ножа, и уродливые, в грязных пятнах буфеты. Клара подозрительно осматривалась. К Ревиру подошел негр в белом и что-то ему сказал. Мальчики сняли куртки, стояли и не знали, что делать дальше. Клара остановилась у холодильника – он был совсем новенький – и, кажется, хотела в него заглянуть, но передумала. Рядом другой холодильник – старый, грязный, облупленный – и безобразная старая плита, огромная, как паровоз. Клара все осматривалась по сторонам и хмурилась, будто сердилась, что ее обманули.
Негр взял у них пальто и куртки. Клара опять беспокойно отвела волосы со лба. Все прошли за негром в другую комнату – узкую, розовую, в ней опять буфеты, на полках за стеклом – тарелки, чашки, еще какая-то посуда, все вперемешку. К стене придвинут еще один стол, на нем тоже посуда, облупленная, в трещинах.
– Сюда, – тихо сказал негр, отворил дверь и пропустил их.
Они очутились в комнате, у которой одна стена, вся стеклянная, выпятилась наружу, и за нею виден сад; стоит длинный блестящий стол, тяжелые приземистые стулья, а пол – как зеркало. Кречет никогда такого пола не видал: весь узорчатый, из маленьких квадратиков, и каждый квадратик так и сверкает.
– Как чудно пахнет. Цветы здесь, что ли, гниют, – сказала Ревиру Клара.
У Кречета сильно забилось сердце. Сейчас что-то случится, что-то кроется в гнетущей роскоши этого дома, и от этого никуда не денешься. Клара хотела взять его за руку, но он отодвинулся. Она опять надела белые перчатки, одна перчатка уже немного запачкалась. Наверно, тот негр видел, что у матери перчатка запачканная, и подумал что-нибудь такое… и ведь ему никто не может помешать, прямо зло берет! И наверно, он заметил, как неловко ступает Кречет, будто сам знает, что здесь ему не место. Где-то слышны голоса, шаги на лестнице… Кречет замешкался.
– Не отставай, Кристофер, – сказал Ревир.
Кречет пошел за матерью. И тут Джонатан наклонился и, в точности подражая Ревиру, прошептал:
– Ублюдок Кристофер!
Рядом шел Роберт, он даже хихикнул от неожиданности, но отец оглянулся – и Роберт мигом притих. Кажется, он даже попытался всосать обратно смешок, который у него уже вырвался.