Сад радостей земных

– Это не то, что в прошлый раз. Я уж знала, надо еще попробовать. Ревир сумасшедший, зря он их не любит, просто он не умеет разговаривать. Он просто неотеса… просто он в глуши живет. Не знает, как с такими людьми разговаривать.

Кречет первый раз в жизни слышит, что отец не умеет разговаривать с людьми. Что она хочет этим сказать?

– Они столько всего знают, про самое разное говорят. У той женщины в гостях было, может, десять, даже пятнадцать человек, одни женщины… она их позвала на парад… парадный завтрак. Столько народу! Этот завтрак ей, верно, влетел долларов в пятьдесят, провалиться мне на этом месте! Мы сидели за столом, все так красиво, у нее там серебро… да, по-моему, это серебро. И все такое изысканное!

Она говорила быстро, взволнованно. «Изысканное» – слово это скатилось у нее с языка точно золотой шарик.

Музей оказался такой огромный, что Кречета жуть взяла. Клара схватила его за руку и потащила вверх по длинной грязной лестнице…

– Тебе это полезно, расскажешь потом учителю, – рассеянно сказала Клара.

Шел снег, снежинки заблестели у нее в волосах. Кречет надеялся, что музей закрыт, но нет, не повезло. У входа старик сторож с лицом, точно серая мятая бумага, прислонился к прилавку, где выставлены были на продажу книги. Он улыбнулся Кларе и приподнял фуражку.

– Вон там, смотри, вроде латы, – сказала Клара и ткнула пальцем в рыцарские доспехи. – Их давным-давно носили в Англии. Чудно, правда?

Поднялись еще на несколько ступеней, тут были эти самые доспехи. Тусклые и маленькие, точно для ребенка или для карлика. Вот чудно-то: шлем оказался вровень с головой Кречета!

– В этом во всем ходили солдаты, – сказала Клара.

– Так ведь их можно прострелить. – Кречет показал на дырку в панцире.

Клара потащила его дальше. Тут были копья, молоты, странные тупоносые штуки, подвешенные на цепях. Потускневшие щиты. Все – для войны, для драки, прямо дрожь пробирает.

– Почему они такие маленькие? – спросил Кречет и показал назад, на доспехи. Клара не слыхала, торопилась дальше. Ее высокие каблуки слишком громко стучали по мраморным плитам, повсюду отдавалось эхо. Кречет шел за ней следом, оглядывал темноватые сумрачные комнаты, высоченные неправдоподобные потолки, расписанные синим и золотым; а потом откуда-то сбоку вышел человек. Тот самый, который вчера вечером барабанил пальца ми по столу.

– Виновата, опоздала, – сказала Клара и улыбнулась.

Он поздоровался с Кречетом. Сразу видно, он моложе Ревира; на нем темное пальто, не такое толстое, как носит Ревир, и, похоже, не очень-то теплое. И незастегнутое, нараспашку.

Клара послала Кречета пойти что-то там посмотреть. Он пошел быстро, не оглядываясь, в эту минуту он ее ненавидел; потом очутился в комнате, где полно было статуй, и загляделся: повсюду быки, медведи, львы. Хорошие звери, такие мрачные, грозные. Он погладил одного льва по голове, по спине. Кажется, под железом (или из чего там сделана статуя) так и чувствуешь мускулы. Лев был не очень большой, не длинней, чем рука до плеча. Кречет припал к нему лбом. Стоял так, и чудилось – слышно, как у маленького железного зверя бьется сердце. Он всегда тут сидит, сжался, будто готовый прыгнуть, и все чего-то ждет… Кречет с восхищением гладил твердое, круглое мускулистое плечо и совсем не думал о человеке, что когда-то смастерил льва, только о самом звере, который невесть как очутился в железном плену… это самый настоящий лев, просто с ним что-то случилось. Можно понять. В этом есть смысл, ведь он и сам иногда чувствует, что может стать железным – жестким, крепким, ничего не бояться. Внутри, под твердым железом, которое заставляет льва сидеть смирно, у него прежние крепкие мускулы и кровь бежит по жилам, он и сейчас по давнему своему обыкновению рад бы поймать и загрызть какого-нибудь маленького, пугливого зверька. Да, все это Кречет хорошо понимает.

Он бесцельно бродил по залам. В тот день в музее посетителей было немного, и все с изумлением смотрели на мальчугана, который вдруг появлялся как из-под земли. А у него уже рябило в глазах, и очень хотелось домой. Наконец он решил, что совсем заблудился, вышел в какую-то дверь и увидел мать и того человека – они сидели на мраморной скамье и разговаривали. Кречет попятился. Тот человек сидел подавшись вперед, упершись локтями в колени и, видно, говорил что-то очень серьезное. Клара откинулась назад, нога на ногу, в зубах сигарета. Пальто расстегнуто, распахнулось. О чем говорят – не слышно, ну и наплевать.