Сад радостей земных

Он говорил так резко, что Клара подумала – наверно, его никто не может долго слушать. – Ребенок тоже умер. Это было очень давно, она была так молода… она… теперь она годилась бы мне в дочери. Врачи всячески старались ее спасти, но она умерла. Ваша мать жива?

– Да.

– Где она?

– Верно, во Флориде.

– Почему вы убежали из дому?

– Отец меня поколотил, – сказала Клара.

И тут в мозгу ее вспыхнула новая, неожиданная мысль: она ушла из дому совсем не поэтому, а просто пора было уйти. Однажды они с Розой увидели флаг, и она его украла, и после этого все пошло как-то само собой. Вот потому-то сейчас, годы спустя, в августовский воскресный день, она и сидит тут, в машине Ревира. В смятении она прибавила:

– Он все напивался пьяный и колотил меня, ну и пришлось уйти.

– Вы говорите о своем отце?

– Он напивался и колотил меня…

– Вы его любили?

– Ну ясно.

– За что же?

– Не знаю. Может, нам пора назад?

– За что же вы любили своего отца, если он вас бил?

– Он мне отец.

– Ну и что же?

– Он мне отец, – угрюмо повторила Клара. (Может, Ревир, как Лаури, просто над ней потешается? Вон какие у него колючие глаза, так и сверлят. Лаури иногда тоже так смотрит.) – Когда кого любишь, так, хоть и поколотит, все равно любить не перестанешь.

Ревир задумался над ее словами. Клара прикрыла глаза, ей вспомнилась та улица, и дом, и флаг. Вспомнилось, как она подбежала и схватила его, – она будто смотрела со стороны, словно то была и не она, а кто-то другой. Еще миг – и все пропало, прошлое отступило, и опять она сидит рядом с этим чужим человеком. При чем же тогда отец? Но ничего этого Ревиру не объяснишь.

– Вы скоро собираетесь выйти замуж? – спросил Ревир.

Клара подняла на него глаза:

– С чего это вы спрашиваете?

– Да или нет?

– Не знаю. Вроде нет.

– Но может быть, и выйдете?

Она смущенно засмеялась:

– Да вроде нет.

– У вас есть кто-то на примете?

– Может, вернемся, мистер? Пожалуйста, поедем.

Ревир посмотрел на нее сурово, испытующе, как прежде на карточку.

– Хорошо, – сказал он. – Можно и вернуться.

Клара сидела очень прямо, с видом послушным и в то же время настороженным, как ребенок, который боится, что нечаянно напроказил. Неспешно плыла навстречу знакомая дорога, и Клара прикидывала, далеко ли еще до Тинтерна. Лаури сейчас тоже в пути, через несколько часов он будет у нее. А сама она какая-то медлительная и спокойная, словно разогрелась на солнце. Ревир Тинтерну еще больше чужой, чем она, подумалось ей. Она где-то посередке между ним и этой уродливой кучкой домов, и кое-как расчищенных участков, и пыльных дорог, поросших между колеями сорной травой; может, половина или даже вся эта земля – его собственность, и все равно он тут больше чужой, чем Клара.

Он остановил машину и выпустил Клару, лицо у него было усталое. Наверно, ему все сорок, подумала Клара, это была ее первая ясная и определенная мысль о нем.

– Берегите себя, – сказал он почти словами Лаури.

Клару даже передернуло.

Она кивнула и улыбнулась – мол, да-да, конечно – и, держась за ручку дверцы, ждала, когда же можно будет уйти, когда наконец печальный, давящий взгляд Ревира ее отпустит. Чего он злится, откуда эти недобрые, угрожающие складки у рта? Сказать бы ему, что она сама себе хозяйка, никто не может ею распоряжаться. А если кто и станет ей хозяином, так другой, не Ревир. Но ведь непонятно, чего ему надо. Она никогда таких не встречала, просто не знает, как с ним говорить… И когда с ним рассталась, почувствовала только облегчение, оттого что больше не давит ее этот тяжелый взгляд.

Но пока она поднималась по лестнице к себе, чувство облегчения ушло точно вода в песок. Она снова ощущала на себе взгляд Ревира – вот если бы много лет назад так посмотрел на нее отец, если б он умел так смотреть (только он, понятно, так не умел), никуда бы она не сбежала, этот взгляд удержал бы ее дома. И тогда не было бы Лаури. И не было бы этого нового, ошеломляющего, что она знает о себе (невольно она прижала руку к животу). Да, это правда. А может, и нет? Разве можно знать наверняка? Наконец-то лестница позади, она совсем задохнулась.

Она отворила дверь – может быть, все-таки Лаури уже здесь? – но нет, комната пуста. И жара, как в духовке. Зажужжали было мухи, потревоженные ее приходом, и опять затихли. Клара села на постель, посидела несколько минут, бездумно глядя в стену. А потом перед нею всплыло лицо Ревира и вспомнилось, что поняла она о своей жизни, когда сидела в машине: прежде она думала, будто события, которые привели ее в конце концов к Лаури и к тому, что она, быть может, носит внутри, – будто все это просто случай. А так ли оно на самом деле? Одно за другое цепляется, одно из другого вытекает – и может быть, все в жизни вовсе не случайно?

Она скинула туфли: ныли усталые ноги. Подошла к умывальнику, ополоснула разгоряченное лицо, нимало не заботясь о том, чтоб не забрызгать платье. На подоконнике, на самом солнцепеке, стоял недавно купленный цветок в горшке. Земля пересохла и крошилась, и Клара полила цветок. Провела пальцем по листу – до чего же он хитро устроен, такой маленький и такой непростой…