Сад Учителя

Да… родятся бури иногда от одной чистой мечты, от единой чистой, чистой мысли, возникшей в чьём-то сердце и вызвавшей в другом сердце бурю. К чему это предисловие? Ни к чему. Так. Я открыла наугад книгу Гуро и вот прочла… и задумалась… Наверно, это всё тоже на тему о ручье и потоке… Мне грустно! Отчего? Не пойму сама. Я не люблю, когда от Вас нет долго писем. Тогда я ощущаю какую-то темноту, в которой я шарю руками, а меня покинули. Я не люблю, когда Вы мне долго не пишете. Отчего это, жило-жило себе сердце, шло своими путями, начертанными ему, пело, плакало, любило, страдало и вдруг заново рождается, словно умытое утром дитя, чистое и безгрешное и начинает свою жизнь сначала… «Начни сначала…» Нет, я дерзостно хочу молить не начинать «сначала». Пусть всё будет по-новому, совсем-совсем по-иному. Я не знаю, как всё это будет, и Вы не знаете. А от нас зависит всё. Но только это всё такое нежное, такое ещё хрупкое, что требуется буквально какое-то нездешнее чувство. По крайней мере, это мне так кажется. У меня очень развилась восприимчивость, и мне больно может быть даже от мысли, которую подумали, но не сказали… И вот сердце уже не своё, оно протянуло лучи… И всё оно протянулось в этих лучах… И прошла по этому звёздному мосту любовь и сказала: «Вот вы теперь двое, но скоро вы будете одно. Сумейте понять это и не опорочьте своё счастье недоверием, ибо Я — любовь — говорю Вам, что там, где Я связала, не люди развяжут». Вот что Она мне сейчас сказала, а я передаю Вам. Вы слышите меня? Как всё тихо, тихо… Ещё очень рано, но у нас в 9 часов уже глубокая ночь. Все спят. Даже Лили спит, приткнувшись возле меня. А мне не хочется. Над Гуареком стоит большая луна, как серебряный ковш, а вокруг него большой радужный круг; говорят, это к холоду.

Скажите, Вы любите меня? Скажите мне, как Вы любите? Имейте в виду, иногда можно тысячу раз говорить «люблю», и всё же этого будет мало… Нет таких слов любви, которых сердце устало бы слушать, когда оно любит, нет таких слов! И наконец, сердце очень нетребовательно, оно довольствуется иногда двумя-тремя словами, но они переливаются и повторяют один и тот же напев, который сердце не устало слушать… Это как в час заката, когда птица в кустах повторяет одни и те же трели, прощаясь с днём… Я не знаю, как мы будем жить, то есть какие дела будут тускло стучаться в нашу дверь. Меня это совсем не интересует. Ту, что придёт в Ваш дом, ведь приведут руки гораздо более мудрые и для совсем иных дел, которые вовсе не свойственны обычно людям… Но это вовсе не значит, что я откажусь быть Вам другом там, где Вам понадобится моя помощь, хотя бы это выразилось в одном любящем взгляде. Мой дорогой, скажите, скажите мне, как Вы любите меня? Очень ли я дорога Вам сейчас? И как бы Вы приняли весть, если б я сказала, что никогда больше не увижу Вас? О, нет! Я увижу и даже больше: я, может быть, смогу положить Вам обе руки на плечи и, притянув к себе близко-близко, заглянуть в глубину Ваших глаз, чтобы найти в них… себя! И может быть, даже у Вас найдутся для меня те слова, которые Вы хранили для меня века… Нет, я не знаю, что будет! Но одно я знаю, что Вы живёте в моём сердце, и огненный цветок готов раскрыться, и он должен будет закрыть собой весь мир и всех людей, когда придёт его час полного расцвета и пламя его обожжёт Вашу душу. Когда это будет? Об этом нам скажет любовь. Я отпускаю Вас. Покойной ночи! Серебряный ковш луны затопили тучи, он ещё проливает слабые струи света, но туч много, а он одинок…

Л.

27.09.36

«Astra inclinant non necessitant».

И пришёл вечер… И зажгли свечи… И розовые язычки огня осветили комнату. И по комнате заплясали тени и, собравшись где-то в углах, робко созерцали свет… И сразу потемнело окно и ушло куда-то небо и облака… День кончился. Он проплыл мимо меня! Я весь день лежала в постели с забинтованной ногой и смотрела в открытое окно, где виднелся кусочек моря и нежное осеннее небо, озарённое солнцем. Сегодня так трудно и тоскливо бьётся сердце, как птица с переломанным крылом, вдруг забьётся в каком-то безумном трепете, то вдруг снова поникнет безвольно, и кажется, что она уже не дышит… Около меня стоит букет. Белые нежные цветы, распустившиеся второй раз осенью! Их хрупкая и нежная прелесть принадлежит весне, но они расцвели осенью.

Сегодня тоже не было писем. Где-то выплывает, как луна из-за гор, число и день моего отъезда туда, откуда нет писем, где, вероятно, меня забыли и где уже разлюбили… И я говорю себе: «Синяя птица, синяя птица, не лучше ли тебе никуда не ехать?.. Там, может быть, вовсе ты не покажешься такой синей? И может быть, ты будешь совсем нелепа и не сумеешь быть такой ручной и благообразной, как надлежит всякой разумной домашней птице? Ах, синяя птица!»