Народ, как нам рассказывали, зашевелился и встревожился, хотя сборщиков податей, конечно, никто особо не жалел, но вампиры, в отличие от медведей, пугали решительно всех. Вроде где-то даже по темноте поколотили пару стражников, которые тогда ездили с нами Ауза бить.
– Надеюсь, эти балбесы успокоятся, – говорит Ам-Зейрус, – потому как если так дальше пойдет, то они припрутся сюда и сожгут всё к древовой матери.
– Месть наша будет жуткой, – отвечаю. – В семье есть один туманный вампир, он однажды уже потерял родню вот так, деревенские сожгли их на погосте. Так он потом пришел в ту деревню и начал сводить людей с ума одного за другим, и не успокоился, пока они все до единого не рехнулись. Двадцать лет их терзал. Он повторит, если потребуется, будут знать, как вампиров убивать.
И тут, словно нарочно подгадав время, в наши края вернулся один из недобитых родичей Ауза и стал пакостить со всей широтой души. Ловил людей, обескровливал и бросал на дорогах, прямо дырками на шее кверху, чтоб всё было как в жутких сказочках.
Мы его изловили быстро, скрутили и отдали городской страже. Но это мало помогло: убивать его нам же самим и пришлось, потому что люди в ужасе разбежались – зато потом они чуток прочухались и сообразили, что недалеко от них в деревне живет аж тридцать штук таких же, а значит, всё очень плохо.
В общем, когда среди всего этого приехала Урзул, я страшно обрадовался, но ненадолго: так уж повелось, что эта штука всё время привозила мне вести о войне.
Мы с Урзул сидим в нашей жральне, время – только- только полночь минула. Меня почти распластывает по лавке волнами счастья и любви, которые исходят от моего семейства. Много их в жральне очень. А вампирши – они ревнуют к Урзул, так беспощадно и яростно, что мне даже стыдно перед ними, хотя я бы с Урзул никогда, и мои вампирши это знают.
Куда спокойней я воспринимаю привязанность Волка, хотя он точно так же за меня отдаст жизнь и без меня помрет с тоски, как и вампиры – но отчего-то его привязанность сдержанная, от неё я не ощущаю себя виноватым и обязанным. Жаль, что вампиры так не умеют.
Словно услышав эти мысли, Волк кладет морду мне на ногу.
– Вышние за морем-озером всполошились, – сообщает Урзул и покачивает свою кружку. – А кровь с вином и свежим огурчиком – это очень вкусно. Никогда бы не подумала, хотя уж сколько лет живу на свете!
– Просто наш жральный подавала – безумец, но это ему на пользу, – отвечаю. – А что говорят заморе-озерные Вышние?
– Они говорят, Ящер, чтобы ты выметался с людской земли, не то они соберут
Растерянный длинной речью, произнесённой с такой горячностью, я залпом выпиваю полкружки крови с вином.
– Слушай, Урзул, ты же сама видишь, как тут всё…
– Ящер, – голос её звенит, как тетива, – я всё вижу, в том числе – какими переполошенными стали твои орки сейчас. Тут что-то случилось, да? И теперь в чем-то обвиняют вампиров?
Я отвожу взгляд.
– И еще, – продолжает Урзул, – я верю опыту Вышних, проживших две или три сотни лет. Почему бы мне ему не верить? Что ты можешь положить противовесом, два года жизни в деревне, которые уже привели к каким-то нескладушкам?
Оглядываю свое семейство. Они не могут нас слышать, они уважительно пересели в другую часть большого зала, но они смотрят на меня. А я смотрю на них и вижу в их глазах то же, что ощущаю, не глядя, только более явное, сияющее: веру в меня, слепую преданность мне, готовность убить кого угодно или умереть немедленно, если я этого пожелаю.
Я действительно подвергаю их смертельной опасности? Но мы ведь хорошо ладим с людьми, только эти последние недоразумения.
Древова мать, как говорит Ам-Зейрус, ведь у меня нет ответа. Всё, что я сумел вспомнить из довампирской жизни – мелочи, подобные брызгам воды на берегу целого озера. Может быть, эти Вышние правы, а я – дурак и выскочка.
– А ты как думаешь, Урзул? Есть у них право говорить такое и слать угрозы? Что, если я пошлю их под козий хвост, например?
Она качает головой.
– С Аузом мы могли справиться, а поступок его был неправильным, и я сказала тебе об этом, я пришла помочь тебе. Теперь же говорю: ты не справишься, если сюда придут другие Вышние, за тобой не будет правды, а я не стану тебе помогать, Ящер.