Сад зеркал

– Да. Я тоже так ушел. Я хотел найти лекарство, я думал, люди могут что-то знать, но они не знают ничего, в этих краях нет похожих болезней. Я исходил все человечьи и орочьи земли, но без толку – ничего похожего, никакой надежды. Я потому расспрашивал тебя про вампирство, я думал, если одиночки от погибших Древ смогут стать частью другой семьи – вот и получится лекарство. Это от отчаянья, да, но я ничего больше не могу придумать. Два года назад я приходил в Озёрный край снова – наверное, единственный из всех, кто оттуда ушел… Очень многие Древа погибли, многие больны, на берегах стало так пусто, на болотах расплодились прыгуны, в лесах – агонги, оставшимся древ-ним всё трудней отбиваться от них, а звери становятся всё наглее.

– Агонги, – повторяю я. Слово знакомое, колючее, злое. – Агонги.

– Вышний? – чужим голосом спрашивает Носыч. – Вышний?

– Агонги убили мою семью, – медленно проговариваю я. – Но я не помню семью. Только. ночь. Она была светлой. И кровь, повсюду кровь, тогда погибли целых три семейства. А я убил агонга, отрезал его голову и положил к корням Древа, но оно всё равно иссохло, потому что уже было больным и не перенесло гибели семьи, потому что агонги убили их всех, а я.

Зажмуриваюсь.

– Я был далеко. Мы были далеко. Мы с тобой.

Открываю глаза, смотрю в ошалелое лицо древ-него.

– Тогда тебя звали Джа’кейрус.

* * *

– Не думай, что там будет лучше, – говорит Джа. то есть Ам-Зейрус. – Ты – неугомонная заноза и нигде не найдешь покоя, потому что повсюду таскаешь с собой себя.

– Голову оторву, – привычно огрызаюсь я и подставляю лицо солнечным лучам. Как упоительно они гладят чешуйки!

Позади цокают копыта других лошадей и осликов, мекают ошалелые козы, скрипят телеги. Скоро мы покинем привычные места, где вампиры могут передвигаться в открытую, и тогда придется ехать по ночам. А пока – можно щуриться на солнце через тёмные стёклышки и подставлять ему нос.

– Нельзя мне голову отрывать, – строго отвечает Ам-Зейрус, – я, быть может, везу в Озёрный край лекарство, как обещал еще восемь лет назад. Правда, не так я себе представлял исцеление, ох и не так!.. Нам придется очень умно подбирать слова, чтобы объяснять древ-ним, какое это благо для больных и осиротевших – становиться вампирами. Что мы не спятили, не издеваемся и не хотим их всех добить. Знаешь, пожалуй, нас даже не дослушают, возьмут лопаты да прикопают в тенёчке, где дикие грибочки…

Я улыбаюсь. Мне интересно. Всё интересно: дорога, Озёрный край далеко-далеко впереди, необходимость убеждать и доказывать, даже лопаты и грибочки мне будут в новинку. Интересно, когда я увижу родные края, в моей памяти пробудится что-нибудь еще? Наверняка.

– Будь уверен, Озёрный край – тоже не навсегда, – обещаю я. – В конце концов, какие-то чужие жирные Вышние согнали меня с моей земли! Думаешь, я так это и оставлю? Вот уж нет! Мы еще наведем в их краях порядка и ужаса, хвостом своим клянусь!

– У меня тоже наберется несколько неоплаченных счетов там-сям, – уверяет Ам-Зейрус и понукает лошадь шагать живее, – потому как, видишь, судьба только и делает, что окунает нас мордой в грязь!

– Тут не поспоришь, – с чувством поддакиваю я. – Но согласись: всякий раз, ныряя поглубже, мы непременно находим что-нибудь на дне!