Сад зеркал

– Пасут-то пасут, только все равно норы не закопали. А то закроют проход, стоит только Зеленому и Злому шепнуть. Тогда совсем голодная амба придет, – намекнул Красавчег.

– Ну, нельзя же так, – разнылся Бедуин, сильно испугавшись голодной амбы. – Я же ничего никому плохого не делал.

– Плохого нет. Только не по доброте твоей душевной, а потому что наша кровь для тебя – гадость ядовитая. А так, я уверен, ты давно бы всем нам горла поперегрызал. Так что не строй из себя мать Терезу, а добудь нам человечка, – отрезал я его хныканья. – Ты когда на ту сторону идешь?

– Через два дня собирался.

– Сегодня ночью надо! – приказал Красавчег.

– Но я не могу! Я выпил! Засыплюсь на первой же трубе, – опять расхныкался Бедуин.

– Это твои проблемы, болезный. Идешь на волю сегодня. Завтра нам нужен человек. К пяти вечера. Приведешь в Храм, – распорядился я.

– Хорошо, преподобный Крейн, – смирился со своей участью Бедуин.

– И смотри там, чтобы без шуток и выкрутасов, – предупредил Красавчег.

Больше нам нечего делать за столиком. Да и Стеклышко начал нервничать, мерцал, то становился абсолютно прозрачным, то набирал плотность, цвет и объем. Чего доброго, протрезвеет окончательно, а у трезвого Димона прескверный характер: ворчит постоянно и занудничает, словно старый дед. И ведь что самое неприятное, собака, всех нас переживет. Он когда становится стеклянным, молодеет. Так что либо от него все спиртное прятать да на сухой паек сажать, либо запереть где- нибудь в тюремном подвале до самой старости, чтобы ни капли в рот не попало. Первый способ пробовали, только Димон быстро прекратил непотребство. Когда друзья-товарищи за ним перестали наблюдать, добрался до бутылки и омолодился. Так что теперь только пожизненное осталось. Но пока терпим и жалеем.

Вернувшись к барной стойке, Красавчег стукнул рюмкой и попросил счет. Я попытался дотянуться до бумажника, но Ник настоял, что за все заплатит сам.

– Куда мы теперь? – спросил он.

– Надо бы проверить место преступления. Может, остались следы. Завтра у нас будет новый ишибаши, но за старого надо отплатить, а то и новый долго не проживет, подбрось да выбрось, – предложил я.

– Верно говоришь, – согласился Ник.

– Где Дэнни голову оторвали?

– В районе Вилки. Тут недалеко.

– Я знаю. Пешком пройдемся.

Мы покинули «Зажигалку». Зеленый добавил градуса и уже пытал взявшимися из воздуха тугими лианами нашего добряка-библиотекаря, Цера Хаоса.

* * *

– А ты Усатого хорошо знал? – неожиданно спросил меня Ник.

Мы находились в двух шагах от Вилки. Так назывался район, где Петровский проспект (одно только название, жалкая грязная улочка) раздваивался и обтекал двухэтажное здание. На первом этаже находился супермаркет «Вилка», где даже ночью, несмотря на запрет властей, можно было купить любое спиртное, второй этаж занимал известный всем бордель «По-пластунски», замаскированный под оружейный магазин. Официально бордельная деятельность была запрещена в стране. Общие законы Большой земли распространялись и на Большой Исток. Поэтому приходилось маскироваться, чтобы проверяющие комиссии, не знакомые с нашей топонимикой, ничего не заподозрили. А так мы всегда живем по своим внутренним законам.

– По работе часто приходилось общаться. Он приходил ко мне, – задумчиво произнес я, вспоминая Дэнни.

Усатого привел три года назад Бедуин, когда прежний ишибаши умер от старости. Ему было сорок четыре года. Что поделать, ишибаши в Большом Истоке долго не живут. Дэнни тогда был совсем молодым пареньком, и тридцати еще не было. Усов он тогда не носил. На свободе бродяжничал и подрабатывал разнорабочим, где что прикажут. Мы предложили ему отличный контракт. Если прослужит десять лет на районе и не умрет от старости, то выйдет на свободу богатым человеком. Впрочем, кое о чем мы умолчали. Мало кому довелось дожить до конца контракта…

Усатый был веселым, беззаботным парнем. Любил жизнь отчаянно. Часто зависал в «Зажигалке», был душой любой компании. И его все любили. Кто же мог убить его? Еще и настолько зверским способом. Тут подумать надо.

– Вот здесь ему и оторвали голову, – Ник показал в сторону фонарного столба.

– Когда это случилось?

– Ночью. Часа в три. Карма сейчас занимается телом. Отчет будет готов к пятнице.

Карма наш судмедэксперт, чудная и суровая женщина.

– Что ишибаши мог делать в три часа ночи под этим фонарем? – задался я законным вопросом.

– Может, за опохмелом ходил? – предположил Красавчег.

– Или к девицам заглядывал, – выдал я свою версию. – Но сначала заглянем в «Вилку», может, они что и знают.

Мы заглянули, впрочем, это нам ничего не дало. В «Вилке» никто не видел Дэнни. Он к ним накануне не заходил. Стало быть, вариант только один – идти в заведение «По-пластунски». Вероятно, им что-то известно.

Давно я не заглядывал к веселым девчонкам, с тех пор, как принял сан. Да и с моими способностями не по борделям разгуливать. Я каждого человека вижу как на ладони. Какое тут удовольствие, если я буду знать, о чем размышляет партнер во время процесса.