Садовник для дьявола

– Веру бы, Софа, надо на время из дома убрать. Пугать ее не хочу – незачем. На нее и так много чего свалилось. Придумала я вот что. Скажу Вере, что ты и Вадик вчера с духами общались, тарелочку крутили, и те категорически предупредили: пора ложиться Вере Кузнецовой в больницу на обследование.

– ЧТО?!

– Что слышала. Убьют тут Веру.

– Надя, как ты могла такое придумать?! – перебивая, завопила профессорская жена. – Какие духи?! Какой Вадик?! Ты что – хочешь профессора Савельевна на всю Москву ославить?! «Профессор-востоковед грешит спиритизмом»?!

– А что? – безмятежно поинтересовалась баба Надя. – Вы стол вертели? А?

– Ну. это было один раз.

– Два.

– Ну два! Но в шутку!

– Но ведь вертели?

– Надя, я тебя умоляю, скажи, что ты пошутила!

– Софа, какие тут шутки, когда людей убивают, – вздохнула баба Надя. – Иди лучше к нашему соседу доктору Матвееву, скажи, что я сегодня в его клинику новую пациентку привезу.

– И ты думаешь, Вера Анатольевна согласится?

– А куда она денется, раз духи посоветовали.

Вера Анатольевна согласилась. И разговаривать с ней бабе Наде было легче, чем со старинной подругой.

Архитекторская вдова спокойно выслушала курьезное заявление от имени души Александра Сергеевича в интерпретации Надежды Губкиной, нисколько не коснулась больше темы спиритизма, серьезно поглядела той в глаза:

– Вы думаете, мне стоит уехать из дома?

Надежда Прохоровна весомо мотнула подбородком.

Ох, как она недооценила проницательность вдовы! Вера Анатольевна мгновенно поняла: совет от духа прозвучал завязкой в разговоре, к коему ее гостья не знала, как приступить.

– Вы не хотите меня чем-то пугать? Вас что-то беспокоит?

Надежда Прохоровна промолчала и на этот раз. Лишь плечами невразумительно пожала.

– Хорошо. Я в самом деле давно собиралась лечь на обследование, но не люблю больниц, тянула. А относительно вашего пребывания. – задумалась Кузнецова. – Давайте скажем моим родным, что у вас дома ремонт, запах краски и на время моего отсутствия вы останетесь здесь? Годится?

Годится. О том, как объяснить свое житье-бытье в чужом доме в отсутствие «школьной подружки», Надежда Прохоровна как-то не подумала: в кругах, близких бывшей крановщице, если уж приглашали погостить, то ждали, пока гость сам восвояси не соберется. Но тут, видать, порядки другие.

А перед Софой, пожалуй, надо извиниться. И впредь не накручивать на пустом месте всяческих нелепиц, не изображать перед умным человеком не пойми чего.

Доверять надо, Надя, человеческим мозгам! Доверять. А то загордилась, понимаешь ли, недавними успехами, как будто одна умная голова по Москве осталась.

Софу глупо выставила.

Да-а-а, век живи и век учись!

* * *

К сообщению о том, что Вера Анатольевна ложится в больницу, в семье отнеслись по-разному. Павлу она сообщила об этом уже на работу по телефону, Катарина всего лишь удивленно вскинула аккуратные брови, Елена обрадовалась:

– Наконец-то! Давно пора. Уход, конечно, уходом, а новые рекомендации по лечению никогда не будут лишними. Я все же фельдшер, а не врач.

Но удивилась, когда узнала, что свекровь ложится не в знакомую лечебницу, а «совершенно непонятно к кому».

Серафима отреагировала на известие весьма своеобразно. Выслушала бабушку и пробурчала, что «сама с удовольствием смылась бы из этого сумасшедшего дома недельки на две».

Вот и весь сказ. Ни на чьем лице Надежда Прохоровна не заметила и тени сожаления – Вера Анатольевна почему-то не переломала кости, улетая с крыльца, живая и здоровая уезжает подлечиться. То есть становится недостижима для возможного убийцы. Все приняли ее отъезд как должное.

Только вот обычного чаепития под яблонями не случилось. И даже днем, когда Надежда Прохоровна вернулась из больницы доктора Матвеева, вся территория как будто вымерла: Катарина и Елена разъехались по делам – одна к косметологу, другая в химчистку – и пропадали в городе до самого вечера. Серафима уговорила мачеху разрешить ей поход в театр. Павел вообще вернулся ближе к ночи.

Расследование застопорилось. Надежде Прохоровне удалось только с Лидой и Васей немного поболтать.

И пока разговор касался исключительно семьи Игнатенко, приехавшей на лето в Подмосковье, беседа шла легко и просто.

– У нас двое детей, – порхая по кухне, убирая за ушедшим Васей пустые тарелки, говорила Лидия, – девчонки скучают. Вот и решили их с бабушкой поближе привезти хотя бы на три месяца. У молочницы Светланы дом большой – мы давно с ней подружились, – она всегда на лето дачников пускала.

Невысокая полнотелая хохлушка легко перекатывалась от мойки до холодильника, от холодильника до кухонной плиты: все в ее руках мелькало, порхало, летало – тесто месилось, котлеты рубились. На тарелке перед гостьей лежали пышные ватрушки.

Но когда Надежда Прохоровна коснулась темы недавнего увольнения, все добродушие слетело с Лиды мигом:

– Какие мы воры, а?! – упирая кулаки в крутые бока, раскипятилась повариха. – Мы в жизни копейки чужой не взяли! Работаем тут три года. Я за одну зарплату два дома убираю! У Веры Анатольевны.