Садовник для дьявола

На черно-белых снимках лица, лица. Вот Алексей Дмитриевич, покойник. Вот крошечная Тася у него в руках. Компания молодежи на пикнике: совсем молодой Павел обнимает Катарину (ее легко узнать, почти не изменилась ни лицом, ни статью), смотрит на нее влюбленно.

Так. Стоп. А это кто?

Надежда Прохоровна взяла со столика забытые Верой очки, пристроила их на манер лупы.

На длинном бревне возле костра сидел. ПАВЕЛ.

А Катарину обнимал Геннадий.

Или?..

Нет. Вера точно говорила: все окрестные мальчишки обхаживали Катарину, кроме Павла. Он к числу ее поклонников не относился.

Надежда Прохоровна лихо пролистала весь альбом до корки, но не нашла больше ни одной фотографии той поры. На прочих же снимках все чинно и достойно: Павел – Катя, Гена – Аня, потом Елена. Все пары выглядят счастливыми, довольными, а впрочем, на то и семейный фотоальбом, чтоб о хорошем вспоминать.

Ломать голову над вопросом, которого могло и в природе не существовать, Надежда Прохоровна не стала. Расследование – материя тонкая: оставишь острую, ненужную зацепку, и все насмарку. Останется дыра, проход в область фантазий, треволнений, считай – пропало дело.

Достала из кармана вязаного жилета мобильный телефон и, пока не слишком поздно, позвонила Вере.

Спросила прежде о здоровье, поинтересовалась назначенными процедурами и после выполнения приличностей спросила напрямик:

– Анатольевна, а Гена с Катей любовь крутили?

Возможно, дело оказалось в неожиданности и неопределенности по времени вопроса, возможно, архитекторская вдова вообще не привыкла кого-то к семейным тайнам допущать.

Но замолчала она надолго.

Пришлось поторопить:

– Чего молчишь?

– Потрясена. Кто рассказал тебе об их романе? Неужели. Нет.

– Сама догадалась, – не увлекаясь игрой в предположения, сказала баба Надя. – Снимок в альбоме нашла, на котором Гена.

– Не надо, – перебила Вера Анатольевна. – Я знаю, что это за фотография. Я оставила ее только потому, что на нем изображена Женечка, моя крестница. Это последний снимок Жени, через две недели девочка утонула. У меня не хватило духа вынуть из альбома эту фотографию, Женечка так хорошо на ней получи – лась.

– Соболезную, – проговорила баба Надя, но с темы не свернула. – И долго у них роман продолжался?

– Долго, – хрипло выдавила Кузнецова. – Закончился одиннадцать лет назад.

– Это когда Алеша умер?

В трубке снова повисло молчание. Но на этот раз подпихивать Надежда Прохоровна не стала. Боялась разочаровать собеседницу ненужным словом.

– Вы. Ты и в самом деле догадалась обо всем по одной только фотографии? – тихонько, недоверчиво спросила Вера Анатольевна.

Надежда Прохоровна подтверждать не стала, она уже поняла, что вновь наткнулась на какую-то старую тайну.

– Невероятно.

«Что ж тут невероятного? – про себя подумала бабушка Губкина. – Я вашу семью только два дня знаю. Когда при мне упоминают «одиннадцать лет назад», я в первую очередь о смерти Алеши думаю. Так как больше ничего связанного с этим временем не знаю. Знала б больше, промолчала бы».

Но разрушать возникшее реноме Великой Прозорливой Сыщицы ей ни к чему. Подумала немного и отправила вопрос:

– И что тогда произошло? Я знаю, Алеша умер после разговора с Катей.

– Значит, кто-то все-таки рассказал, – с облегчением, прозвучавшим как «свят, свят, свят», проговорила Кузнецова и тут же спросила вроде бы саму себя: – А кто? Об этом знаю только я и Катя. Но Катя не могла.

– Что такого сказала тогда Катя свекру, раз у него сердце не выдержало? – топая напрямки, считая, что время недомолвок закончено, спросила баба Надя. Не собиралась больше прямодушная пенсионерка потакать законам «хорошего воспитания», что делу больше вредят. Сыщик эту самую деликатность должен дома в шкафу оставлять, ежели за расследование берется.

– Одиннадцать лет назад, тоже летом, Алексей Дмитриевич приехал в обеденный перерыв на нашу городскую квартиру, – монотонно заговорила архитекторская вдова. – Невдалеке от подъезда стояли машины Катарины и Гены. Алеша зашел в квартиру. Услышал возню в спальне. Но проходить туда не стал. Духу не хватило.

Он вернулся на работу, оттуда позвонил мне, я попросила его ничего не говорить Павлу.

Потом. Он вернулся на дачу. Тогда еще строительство домов только начиналось. Застал тут Катю. Пригласил ее для разговора в кабинет.

Что и как там происходило, я не знаю. Когда я вернулась с совещания в мэрии, у ворот уже стояла карета скорой помощи.

Сухой до треска голос Веры Анатольевны надломился окончательно, она замолчала.

– Паша знает? – тихонько спросила баба Надя.

– Мужья и жены обо всем узнают последними. Паша ничего не знает до сих пор.

– А Аня знала? Лена знает?

– Конечно нет! Анна так и умерла в неведении. Лена. появилась, когда роман уже закончился. Дело прошлое. Я велела Катарине не приближаться к младшему сыну, пригрозила, что расскажу все Павлу – как и отчего умер его отец, кто был всему причиной. Одиннадцать лет назад я Гену пожалела. Не стала взваливать на него обвинения в гибели Алеши.

– Гена Катю любил?