Садовник (история одного маньяка)

- Теперь смешно, конечно, - в собственном доме!… А тогда я не сомневалась, что у нас живет привидение. Но бабушка смеялась - говорила, что привидений не бывает. И вот однажды я просто не выдержала! Решила пойти к нему и выяснить, зачем оно шумит по ночам. Бабушка уже давно спала. Я взяла фонарик, закуталась в одеяло и так, похожая на сугроб, отправилась на чердак. Конечно, одеяло сильно мешало - на лестнице я чуть не упала, наступив на его край, но мне почему-то казалось: с ним безопаснее. Впрочем, когда люк со скрипом откинулся, меня все равно затрясло от озноба. Безумно захотелось бросить эту затею и сбежать обратно в постель! Но я понимала, что вряд ли смогу пересилить себя во второй раз. Поэтому аккуратно прикрыла люк, чтобы лестница не искушала меня. И включила фонарик. От этого стало еще страшней: за границей светового круга темнота сгустилась и наполнилась невидимыми чудовищами - огромными и отвратительными, истекающими слюной… Мое сердце забилось как сумасшедшее! Я попятилась к лестнице… и тут же услышала звук, похожий на вздох. Сзади. «Сейчас я умру», - подумала я и, медленно поворачиваясь, повела дрожащее пятно света к источнику звука… Пыльный шкаф, паутина, сломанный стул - каждый новый предмет, выплывавший из темноты, обретал знакомые черты, успокаивая… И вдруг пара огромных ярко-желтых глаз уставилась на меня! Тело занемело от ужаса. Бесконечно долго он смотрел на меня, а я - на него, не в силах вдохнуть, не в силах сдвинуться с места… А потом он моргнул. И я сказала: «Не бойся», догадавшись, кто это. Осознав только в этот момент, что он боится больше, чем я.

Чашка мелко дрожала в ее руках, Ника посмотрела на нее так, как будто только сейчас вспомнила, что чаю свойственно остывать, сделала поспешный большой глоток и продолжила:

- Это был филин. Удивительно крупный, необычного темного окраса и очень красивый. До сих пор не понимаю, почему он поселился у нас на чердаке. Может, он был ручной, но потерялся? Как правило, эти птицы не выносят людей, а он потом годами жил рядом со мной! И даже… позволял себя гладить! Ты можешь себе такое представить?! Сидел, прикрыв глаза, пока я осторожно вела пальцами по его шелковым перьям!… Но, так или иначе, с тех пор я больше никогда не боялась дома. Даже когда оставалась одна. Даже ночью. Даже когда умерла бабушка. Я слышала его уханье или просто возню на чердаке и думала: я не одна. Он меня охраняет. Мой Боб… Я так его любила!…

На светлых пушистых ресницах сверкнула капля. Эд собрал ее губами и крепче прижал Нику к себе.

- Любила? Он умер?

- Нет! Наверное… Не знаю. Недавно исчез. Я так горевала - была уверена: случится что-то плохое, - она вдруг улыбнулась сквозь светлые слезы и повернулась к Эду со взглядом, полным волшебства. - А случился ты.

- Теперь я буду тебя охранять, - поспешил он заверить и, чтобы окончательно стереть следы грусти с ее лица, добавил: - Только ухать на чердаке отказываюсь!

Они вместе засмеялись. Ника, пахнущая цветами и чаем, прильнула к нему, и Эд с удивлением подумал, что, возможно, нужен ей не меньше, чем она - ему…

А потом, отсмотрев последние лучи умирающего солнца, она немедленно начинала зевать. Опускала налившуюся тяжестью голову на его локоть и, к изумлению Эда, засыпала прямо на стуле. Или - у его ног, где мгновением раньше перебирала подол платья, задумчиво рассуждая о том, стоит ли его укорачивать и на сколько…

Эд смотрел на мирную расслабленность ее тела, на свободно падающую атласную волну волос… И ощущал, как натягивается в нем золотая нить желания. Как он превращается, может быть, в зверя. А может - в первобытного охотника, заполучившего самую ценную добычу в своей жизни случайно, почти даром, и вот теперь наконец пришло время утащить ее в свое логово… И насладиться.

Он осторожно брал ее на руки, хотя точно знал: сейчас Ника не проснется даже от щекотки (которой дико боялась). Пока он нес ее в спальню, старые доски под ногами поскрипывали, наигрывая увертюру ко всему, что последует далее. Эд быстро привык наступать на одни и те же половицы, чтобы получалась условная, полная тайного смысла мелодия. Притихший дом поглядывал на древние игры людей со снисходительной улыбкой, а иногда Эду казалось, что он ловит на себе полный бесстыдного внимания взгляд. Странно, но это подстегивало его еще больше!

Прохладный, благоухающий осенью воздух спальни, колышущиеся занавески - все вокруг убаюкивало ее. Внушало: спи, пусть все идет как идет, спи…

Эд укладывал ее на кровать нежно и трепетно, как укладывают в колыбель любимого ребенка. Играя сам с собой в эту завораживающую игру (она - его дитя, его усталое, сонное дитя), он начинал снимать один за другим лепестки ткани, скрывающие ее пронзительно-летнюю наготу, и в последний момент, когда она оставалась во всем блеске своей юной красоты, на миг отступал назад.

Ее волосы ловили косой свет уличного фонаря, наполняя комнату воздушно-невесомыми бликами. И в их плену тело казалось еще стройнее, еще ярче, еще совершеннее!