Садовник (история одного маньяка)

Полчаса спустя Эд находил ее на красном диване. Она молча смотрела в окно пустым взглядом, укутавшись с головой в старенький клетчатый плед… Тогда он что-то бормотал ей в ухо сквозь шершавую ткань, не дождавшись ответа, подхватывал на руки и нес в постель. Даже если было только семь часов вечера…

Но и в постели, казалось, поселился холод. Рядом с медленно-ровным биением ее сердца Эд все чаще незаметно сам для себя погружался в сладкую дремоту, а чуть позже - глубоко, безнадежно засыпал, едва коснувшись подушки. Сквозь смутные полуэротические видения он тянулся к Нике, стремясь ухватить хотя бы кончик своей золотисто-розовой мечты… Но она была далеко, слишком далеко…

А в следующий момент пронзительная трель будильника уже терзала его, вызывая злость и неопределенные сомнения: он спал? он спит?…

Тяжелой поступью в город явилась зима.

Ее звенящая льдистая тишина затопила улицы, прильнула к окнам домов. Рядом с ее тягостным соседством охрипли и замолчали собаки, затаились в своих притворно-надежных жилищах люди…

Дом погрузился во тьму: стекла затянуло диковинным бархатно-белым узором. Он сползал языками ледяного пламени на подоконник и дальше - на пол…

Большую часть дня Ника теперь проводила в кровати, и легкие тени из ее бесчисленных снов порхали по спальне… А когда насущная необходимость или призрачные правила приличия все же вынуждали ее подняться, ходила по дому бесшумно и бесцельно - как полупрозрачное привидение в длинном махровом халате, наброшенном на голое тело…

Она без конца зевала. Вещи валились из рук. Казалось, даже еда стала для нее ненужным, утомительным ритуалом. Она больше не рисовала. И почти не ездила в свой драгоценный институт. В ответ на раздраженные попытки Эда разбудить ее она только еще глубже погружалась в теплое одеяло, будто надеясь навсегда затеряться в его благодатных глубинах…

И как бы это сонное царство ни выводило Эда из себя, но оставлять ее одну и уходить в зверский холод по такой дурацкой причине, как необходимость сдать в срок очередной заказ… Это было чистой воды кощунством!

Поэтому он все чаще зашвыривал за тумбочку проклятый будильник, отворачивался к заполнявшим кровать солнечным прядям и вновь проваливался в бездну, напоенную ее ароматом, проводя все больше времени в сладком нарколептическом забытьи с полуулыбкой на губах…

Ему снилось лето и безбрежное поле цветов. И она среди них - в яркой юбке и огненном шторме волос. Ее живой смех пронизывал все вокруг, освещал теплыми бликами… Там, в своей волшебной стране, она была прекрасна и всемогуща!… Счастлива!…

А снаружи мягкие лапы метели щупали дом в поисках входа, кружили от бессилия, нагребали курганы снега - выше окон, выше дверей, выше крыш!…

И тогда Эду снилась огромная мохнатая кошка, которая сидит у порога, мурлычет, вылизывая лапы, ждет чего-то, хитро подмигивая…

Сквозь уютную поволоку сна он пытался думать: раз зима, то должен быть и Новый год. Но когда?…

Кошка фыркала - насмешливо, но не обидно, лаская языком рыжую шерсть у себя на спине. И смеялась над глупым человеком: что такое Новый год? Бессмысленная красная цифра. Зачем он тебе здесь - в зачарованном кошачьем королевстве?… Спи лучше, спи…

И Эд спал.

Ты вся из огня

Глаза открылись одним рывком.

Эд сел в кровати, не понимая, что его разбудило, но сразу же чувствуя сотни отличий в воздухе.

Ослепительно-яркий розоватый свет пронзал ветхие шторы, а там, где их не было, - лился ровным неудержимым потоком на пыльные листья растений. За окном приглушенно тренькала залетная синица, издалека доносился заливистый лай. И еще этот запах… Приятный.

Но спокойнее не становилось. Наоборот, Эда что-то тревожило, не давало откинуться на подушку и нырнуть обратно в сладостную дремоту…

Рука сама двинулась влево. И наткнулась на пустую простынь. Прикосновение к ее прохладной поверхности было странным, неправильным - будто к телу незнакомой женщины.

Эд медленно поднялся и побрел, покачиваясь, к двери. Ноги слушались плохо, суставы ломило. Соображать получалось, лишь преодолевая усилие - как после длительной и интенсивной попойки.

«Что за черт… - он, морщась, потер виски. - Я же хрен знает сколько не пил…»

В коридоре, пропетляв от стены к стене, он с размаху влетел в косяк, вмиг проснулся и смачно выругался в пугливую темень ванной. «…ать!» - послушно повторило короткое, но ясное эхо, и Эда внезапно охватила волна бессмысленной жалкой ярости ко всему окружающему…

На кухне он некоторое время тупо смотрел на горящий огонь под туркой - уже почти выкипевшей. Пока не понял: вот что за запах был в доме. А ведь совсем отвык…

Ежась от леденящих прикосновений ветерка, Эд потянулся прикрыть распахнутое настежь окно и застыл посреди движения - в грязном стекле отразился его размытый состаренный портрет: густая щетина, отросшие волосы (и когда? недавно же стригся!).

Все еще удивленно ощупывая щеки, он толкнул дверь в гостиную… Но, разумеется, напрочь забыл о пороге и снова впечатал в него со всего размаху большой палец ноги!

Из глаз посыпались искры. Потом слезы.