Спустя какое-то время (пару минут? месяц? утекло как сквозь пальцы!) он обнаружил себя стоящим возле входа в табор - там же, где ее облепили назойливые цыганчата. За руку его держал мальчик. Без малейшего страха. Так, будто они рядом прошагали уже много миль и дней… Но Эд, даже ради спасения собственной жизни, не смог бы вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он встретил этого ребенка.
Одетый в одну бурую, не стиранную, должно быть, никогда рубашку, он смотрел на Эда без всякого выражения, а его левая усохшая рука покачивалась вдоль тела.
- Пожалуйста, - вырвалось из груди Эда. - Пожалуйста…
Он повторял это слово снова и снова, как заклинание, искренне надеясь, что по его щекам течет пот, а не слезы.
- Пожалуйста…
Мальчик продолжал смотреть на него. Потом вздохнул. Отвернулся к табору. Вздохнул снова… И потянул Эда за собой.
Вначале шагом, потом трусцой, почти бегом - Эд послушно ускорял движение за своим малолетним провожатым.
Шатры, такие далекие, приближались рывками: вот они размером с лоскут. Вот - с платок, развернутый в танце. А вот уже - стеной проплывают мимо.
И вдруг Эд различил мелодию скрипки, приглушенную тканью.
Они несколько раз свернули. Затем пролезли под одним из проржавевших вагончиков… И Эд с ободранными коленями и лихорадочным блеском в глазах увидел
Скрипач и дети, и мужчины, толкнувшие его - все они покидали душный кров огромного линялого шатра.
И мальчишка в красной рубашке, на чье плечо опиралась
Одним глотком вернулась жизнь.
Эд подскочил к ним, готовый вырвать ее силой! Но молодой цыган сам осторожно переложил клонящуюся головку на плечо Эда и поправил сбившуюся прядь. Слишком нежно.
Эд застыл на мгновение, спокойно и расчетливо разглядывая парнишку. Аккуратно переместил драгоценный вес на одно плечо, освободив правую руку. И успел только-только начать замах… Как вдруг Никина кисть вспорхнула диковинной птицей и впилась коготками в жесткую кожу его пальцев!
Она смотрела на него неожиданно трезво. Ему даже показалось, что острие угрозы прорезало безмятежную гладь зеленоватых глаз…
А потом она качнулась в попытке удержаться за него. И все вернулось - пьяная девочка, которая страшно хотела домой, в постельку, и махала «друзьям», улыбаясь, рассыпая бессчетные воздушные поцелуи, благодаря их за что-то… Эд так и не понял за что.
Из лагеря их провожала изрядно поредевшая толпа скитальцев - те же дети и музыкант, судя по рваному ритму мелодии, тоже не совсем трезвый.
Ника брела, вися на шее Эда (чего никогда раньше не делала), обдавая головокружительным цветочным ароматом. Мечтательно запрокинув голову, она любовалась тем, как вечер перламутром красит небеса, а зажатой во второй руке юбкой умудрялась кокетливо помахивать табору, оставшемуся позади…
Дети тоже долго махали ей вслед - маленькие чумазые фигурки, облитые светом умирающего солнца.
Стоило им скрыться из виду, а прогалине между деревьями - зарасти, как Эд остановился и сжал плечи Ники.
- Где ты была?
- У-у-у?… - мутный, рассеянный взгляд.
- Где ты была? Я тебя искал! Я чуть с ума не сошел!
Ника сфокусировалась и посмотрела на него со странной смесью испуга и жалости. Погладила по щеке.
- Бе-е-едненький! - протянула искренне… И спустя секунду, словно потеряв интерес, подхватила юбку обеими руками, попыталась пуститься вприпрыжку по дороге, но споткнулась и едва не упала.
Эд словил ее. И сильно встряхнул. Прижал. Готовый взорваться, раздираемый чувствами (страх? бешенство? счастье?)…
- Тебя не обидели там, Ника? - он прошептал ей в ухо, содрогаясь от былых опасений и теперешних подозрений.
Но ее сонные глаза лишь засмеялись в ответ.
- Нет, что ты! Мне… Мне было так хорошо! - она оттолкнула его, закружившись на месте и даже, к удивлению Эда, не упав. - Как
Ничего более внятного он от нее так и не добился за всю обратную дорогу…
Мысль о том, что Ника просто-напросто бросила его, не задумываясь, как ребенок бросает старую игрушку, увлекшись новой, ошеломила Эда.
И он никак не мог отделаться от ощущения, что здесь не все так просто…
Едва они вошли в дом, он отнес ее в спальню и принялся раздевать.
С необъяснимой жадностью Эд искал улики. Чувствуя себя старым беспомощным псом, не способным взять след…
Он срывал покров за покровом, обнажая медовую кожу, заставляя Нику отмахиваться через сон…
Искал и не находил. Искал и не находил…
В воздухе повисла неопределенность.
Она сквозила во всем: в пыльном оттенке травы на обочинах улиц, в войлоке туч, подпирающих горизонт, в крадущихся движениях кошек… Она обосновалась в душах людей, вынуждая их застывать некстати, глядя в новое бездонное небо, тосковать неизвестно о чем, а некоторых - собираться в далекий, полный опасностей путь…
Как и всегда - в сезон перелетов.