Садовники Солнца

— Это явно по вашей линии, — суетливо заговорил Юрген. — Последнее время у некоторых специалистов наблюдается повышенная раздражительность, гипертрофированная усталость…

— В самом деле, — подтвердил Крайнев. — Какая-то аномалия в психике. Скорей всего, эгоцентрический комплекс… Понимаешь, мы привыкли быть хозяевами положения, а здесь… Наши исследования ограничены из-за этих проклятых амеб. Отсюда — скудость фактажа, а значит, даже самые мощные интеллекты не могут продвинуться дальше своих первых логических построений. Вы же знаете, для ученого крайне неприятно слишком долго оставаться на уровне гипотез…

— Ну уж долго, — Илья проследил, чтобы в голосе его было побольше оптимизма. — Несколько месяцев.

Про себя он еще раз с удовольствием отметил твердость Федора Крайнева и мимоходом вспомнил разговор двух специалистов, свидетелем которого он случайно стал во время завтрака. Обычный разговор, вернее — теоретический спор, но тоже чересчур уж эмоциональный. Нынешние научные дискуссии ведутся на более низких регистрах… Плюс более чем странная выходка Исаева. Так что психикой экипажа придется заняться особо…

— Верно, четыре месяца, — согласился руководитель Станции. — Но ведь здесь собрались не просто талантливые ученые. Станция буквально напичкана гениями… Поговорите, пожалуйста, с Лоран. Полина даже на Землю летала, чтобы проверить аналоги болезни…

Амебы уходили.

Так же беспорядочно, всей стаей, как и появились. Еще не затих сигнал тревоги, которым автоматы сообщали о попытках нарушить защитное поле, но черные полотнища уже всюду съеживались, прятали щупальца псевдоподий и растворялись в желтом мареве. Они исчезали, как исчезают кошмарные призраки неглубокого сна в предчувствии близкого рассвета.

По дороге в свою каюту Илья познакомился еще с одним странным фактом.

«Факт» не уступал Илье по габаритам, и Садовник чуть было не столкнулся с этой скалой на ногах, увенчанной крупной головой с огненно-рыжей шевелюрой. Человек шел неестественно ровно и прямо. Глаза его были открыты, но лишены всякого выражения, будто остекленевшие.

«Лунатик? — удивился Илья, глядя вослед незнакомцу. — Однако сейчас на Станции день, а явления сомнамбулизма подчиняются обычному жизненному ритму. Странно».

Деревянной автоматической походкой человек дошел до первого поворота и скрылся в боковом коридоре.

«Рыжий богатырь повстречал на моих глазах трех человек, — отметил Илья. — Из них только я обратил на него внимание. Значит, „лунатики“ на Станции — обычное явление. Надо будет порасспросить у Лоран».

Имя девушки тревожило, будило ассоциации.

Ему вдруг представилось, что он на Земле, в успевшем полюбиться Птичьем Гаме. Мягкий снег укрыл набережную… На нем следы. Вот его — большие и отчетливые, а рядом… следы Полины. Чей-то красно-белый восьмимодульный дом плывет над Днепром. Полина хохочет и удивляется, потому что у них, в Париже, «гравитационно независимым» жильем почти не пользуются, а он объясняет ей, что это одно из двух: или жильцы коллективно отправляются на отдых, или мальчишки вновь обманули автоматику и тогда диспетчер вернет вскоре дом на место… Кто-то бежит к ним: «Илюша, Илюша!» Это Аленка. Девочка смотрит на Полину обрадованно и чуть-чуть настороженно. Потом говорит, совсем по-взрослому вздохнув: «Я теперь буду спокойна за него. Вы за ним присматривайте, ладно?..»

Впервые в видения Ильи не явилась мама Аленушки — Незнакомка, — и это обрадовало его как факт окончательного раскрепощения души. Плохо, правда, что рядом с ним во время воображаемой прогулки шел не абстрактный собеседник, а вполне реальная и насмешливая девушка, которая — это Илья уже предчувствовал — еще поизмывается и над ним, и над Светлой Мечтой Человечества — так Егор иногда в шутку называл Службу Солнца.

Седьмой коридор, в конце которого была его каюта, вдруг оборвался нагромождением скал. Между ними, уходя куда-то вглубь, звонко плескался родник.

«Ошибся коридором», — решил Илья, но в следующий миг понял: нет, все правильно. Просто логический блок Станции произвел очередную корректировку своего «изменяющегося мира». Так называли психологи и коллеги Ильи хитроумную установку, которая регулярно изменяла планировку станций длительного пользования, создавала новый «антураж» и всячески боролась с однообразием и постылостью этих маленьких замкнутых мирков.

За одной из скал Илья все-таки разыскал дверь своей каюты. «Хорошо хоть, — подумал он, — что логический блок не тронул геометрию каюты и не посадил на месте кушетки, скажем, несколько цветущих абрикосов… Он такой. Он все может. Благо, жесткой программы у него нет — вот и фантазирует».

Дома он еще раз решил просмотреть записи, касающиеся уже непосредственных исследований Окна. Итак, есть прореха в мироздании, а в ней…

В объеме голограммы опять затеплилось облако псевдотуманности. Ожил голос комментатора: