Садовники Солнца

«Пройдусь немного, — решил Максим. — Всё равно это лучше, чем трястись в вездеходе. Не знаю только, что сказать Соболеву и Гарибальди, да и всем остальным. Ну, как им объяснить, что для Птицы эта космическая одиссея не больше, чем загородная прогулка, экскурсия, турпоход? Как объяснить, что „пришельцы“ и не помышляли о контакте? Птица и её братья неудачно разбили „палатку“ — всего-навсего. Думали — глухое место, а тут наша „Надежда“… Кстати, красивое имя дал Гарибальди станции. Говорят, с ним связана романтическая история. Тысячу исследователей привёл с собой Гарибальди в Антарктиду. Как тот доблестный воин — тысячу! А жену уговорить не смог. Ожидал её, всё надеялся, что прилетит. Люди знали тайную боль своего начальника, но когда советовали ему назвать станцию „Надеждой“, то говорили совсем о другом — о своих больших замыслах, о надежде на то, что-их станция положит начало настоящему освоению закоченевшей за тысячи лет земли…»

Идти было трудно. Снега насыпалось много — сухого, расползающегося под ногами. Он только прикрыл скользкие заструги, и Максим то и дело спотыкался.

«Так я и за два часа не управлюсь, — подумал мальчик, уже сожалея, что не воспользовался вездеходом. — Ещё снова заблужусь…»

И вдруг снег, слабо белеющий впереди, почернел, в лицо пахнуло теплом.

Под ногами у Максима, чуть опережая его, разматывалась твёрдая тропинка.

— Птица! — закричал он, оборачиваясь к уже невидимому Куполу и махая рукой. — Спасибо, Птица! Спасибо, Алая!

ПРОЩАНИЕ НА БЕРЕГУ

Когда Максим закончил свой рассказ, в кают-компании дружно зашумели.

— А я, старый дурак, всё голову ломал — где, думаю, я уже видел такой замок?.. — Синити Фукэ хлопнул себя по лбу и рассмеялся.

— Вот-вот! Я так и говорил — детский сад! — Кравцов возбуждённо вышагивал взад-вперёд на свободном от кресел «пятачке», с победным видом потирал руки. — Всё это крайне несерьёзно. Нет, вы только подумайте — мы, оказывается, не готовы к контакту! Это же смешно, товарищи! Какая-то девчонка решает судьбу взаимоотношений двух цивилизаций! Парадокс. Я считаю…

— И считайте себе на здоровье, — перебил его Тимофей Леонидович. — Разве не ясно, что контакты — не дело ребят? По-моему, Птица объяснила это популярно. Сейчас главное — узнать, откуда они. Чтобы нам хоть адрес оставили. На потом.

— Все мы как дети, — академик Соболев покачал головой, ласково взглянул на Максима. — Тебе не кажется, Максим Егорович, что все мы вели себя как малые дети? Ломились в Купол, будто в запертую кондитерскую. Подарок Птицы, — а она послала нам лучший набор игрушек и аттракционов, — даже толком не разглядев, начали ломать.

— Опасные игрушки, — пробормотал доктор, зябко поёживаясь. — До сих пор голова раскалывается.

— Ничего подобного! — резко возразил Соболев. — Мы тоже наказываем ребёнка, если в нём просыпается разрушитель.

Все рассмеялись. А Егор Иванович объяснил:

— У пришельцев очень высокая энерговооружённость организма. Для них, коллега, такой разряд — всего лишь лёгонький шлепок.

— Полно вам, друзья. — Соболев мечтательно прикрыл глаза. — Мы узнали самое главное — мы теперь не одиноки! Мы, может, и не готовы пока начинать разговор со своими звёздными соседями, но подрастает поколение Максимки. А там, — академик неопределённо махнул рукой, — там подрастает поколение Птицы. Им, пожалуй, уже ничто не будет мешать.

Соболев будто очнулся, обвёл взглядом полярников и гостей, остановил его на Максиме.

— Собственно, им уже сейчас ничто не мешает… Но полно… Тебя завтра ожидает нелёгкий день, сынок. Иди, поспи хорошенько.

Отец Максима поднялся тоже.

Они шли по длинным коридорам и молчали. Только поглядывали друг на друга и улыбались — так хорошо вдвоём. По пути заглянули в зимний сад. Крышу здесь отремонтировали сразу же после «визита» Дракона, и зелёный заповедник почти не пострадал. Мороз сжёг только верхние ветки сирени — белые гроздья съёжились, кое-где осыпались. В саду было пустынно и сумрачно.

— Мы так волновались за тебя, — сказал отец. — И мама Юля сегодня дважды звонила. Тебе понравилось в гостях, и ты, наверное, потерял счёт времени…

— Я тоже скучал, па! Сильно-пресильно. — Максим уткнулся в пушистый отцовский свитер. — Особенно там, в Куполе. Ты знаешь, па, там раньше здорово страшно было. Ходишь словно в заколдованном царстве. Черти, лешие да ещё голоса эти, смех… Теперь хорошо, понятней всё стало…

Отец приостановился, сдвинул брови.

— Ты не всё нам сегодня рассказал, правда? И видеомагнитофон у тебя не портился. Я смотрел «пуговицу» — она исправная.

— Понимаешь, па. Птице быстро надоели всякие научные разговоры. Она не хочет, чтобы её изучали. Я тоже этого не хочу. И дал ей слово.

— Ладно. Не будем об этом, сынок. Разреши только ещё один вопрос. Тебе нравится Птица?

— Ты же видел её на экране, па… — Максим поднял лучистые счастливые глаза. Ему вдруг вновь послышалась неуловимая мелодия лесного озера, вновь вспыхнули брызги среди кувшинок, а из ореола огненных волос выглянуло лицо Птицы.