Садовод

Голос Насти звучал встревоженно, но Волков знал, что нервный срыв ей не грозит. За два года знакомства он ни разу не видел свою белокурую возлюбленную в состоянии эмоционального кризиса. Не было ни надрывных рыданий, ни исступленных воплей, ни битья посуды. Положительные эмоции Настя могла выражать очень громко и очень бурно, негативные же эмоции проявлялись только через интонацию и мимику. Да и то не каждый мог их заметить. Поначалу Сергей вообще сомневался, что жена его способна на гнев, страх или отчаянье. Потом понял: способна, как и любая нормальная женщина. Просто природа наградила ее редкой способностью гасить эмоциональное смятение, облекать его в более спокойную и менее разрушительную форму. Так кипящая вулканическая лава замедляет свой бурный ход и застывает, соприкасаясь с холодными океаническими водами. Не зря Сергей называл свою жену Снежной Королевой.

***

Следующим утром он уже летел по трассе, выжимая до ста сорока километров в час. Западный ветер опять принес пасмурную погоду, накрапывал мелкий дождик, и капли влаги разбивались о лобовое стекло. Одна за другой звучали из динамиков песни французских исполнителей, на которые недавно «подсел» хозяин автомобиля.

Волков вслушивался в грассирующие звуки, изредка ловил знакомые слова, но то и дело возвращался мыслями к вчерашнему разговору с Женей, который некогда учился в одном классе с Беллой Квашниной, а ныне числился аспирантом кафедры средневековой истории гуманитарного университета. Причем аспирантом весьма перспективным. Так уж получилось, что в разговоре им пришлось коснуться тех научных проблем, над которыми Женя работал, и Волков успел по высшему баллу оценить профессионализм и увлеченность будущего ученого. В исторической науке тот ориентировался не хуже, чем хорошая хозяйка на своей кухне.

После беседы с аспирантом Женей у Сергея сложилось непередаваемое словами внутреннее ощущение. Как будто он на зимней рыбалке, сидит у полузамерзшей лунки и видит, как маленькая рыбка тычется острой мордочкой в лед, словно сама желает быть насаженной на крючок. А он по неведомой причине не желает ей помочь, проломав тонкую ледовую корочку. Такое у него и раньше случалось. Бьется какая-то мыслишка о своды черепной коробки, а привычки и стереотипы не дают ей прорезаться. А кто из нас свободен от стереотипов? Да никто не свободен.

На подступах к Волнушке автомагистраль проходила параллельно железной дороге, буквально в сотне метров. Сергей поглядывал на серые нумерованные столбы с натянутыми проводами и думал, что, возможно, именно вот на этом участке и случилась трагедия. Где-то здесь в августе прошлого года проходил поезд Абакан–Москва, из которого выбросили Алену Мхитарову. Возможно, вон под теми кустами она и лежала еще несколько минут или часов, пока не скончалась от потери крови. Волков представил себе плоскую рожу, встреченную Настей в парке культуры и отдыха, и сильно стиснул рулевое колесо. Впервые за свою службу он чувствовал горячее желание поймать преступника. Не потому, что начальство требует, и даже не потому, что преступник этот может быть опасен для Снежной Королевы. А просто так, по велению сердца.

В транспортной прокуратуре его уже ожидал сотрудник, с которым вчера созванивался следователь Ковалев. Но пробыл там Сергей совсем недолго. Пробежался глазами по листам уголовного дела. Обращал больше внимания не на то, что в нем было, а на то, чего в нем не было. Ничего интересного не обнаружил, разочарованно вздохнул и направился в городское управление внутренних дел, которое располагалось в соседнем здании, явно нуждающемся в ремонте.

Сотрудники полиции отнеслись к его появлению без энтузиазма. Волков не удивился: в самом деле, кто он такой? Обычный мент из соседней области, который непонятно почему жаждет ознакомиться с оперативными материалами дела, закрытого четыре месяца назад. Если б не вчерашний звонок Ковалева, его бы дальше дежурной части вообще не пустили. А так его провели в пустой пыльный кабинет и позволили ознакомиться с нужными бумагами. Но перед этим Сергей наведался в расположенную здесь же, в управлении, вполне приличную столовую, так как изрядно проголодался.

Если уголовное дело — это четкость и ясность, то оперативные материалы — это хаос и мешанина. Волков мог бы долго копаться в ворохе разнокалиберных листочков, покрытых частично печатными, частично рукописными текстами. Но он в первую очередь взялся за самый важный документ. А таковым документом он считал список пассажиров поезда «Абакан–Москва», в котором произошло убийство. Железнодорожная компания в свое время предоставила его оперативникам, с разбивкой по вагонам. Четыре купейных, восемь плацкартных. Всего — пятьсот семьдесят шесть мест. Пассажиров в списке значилось чуть меньше, пятьсот шестьдесят. Понятное дело: кто-то уже успел выйти, а их места еще не успели занять. Отдельно прилагался список проводников общим числом двадцать пять человек.