Сады и дороги

После полуночи, промокнув до нитки, прибывает отряд. Командиры разводят отделения по укреплениям. Я вместе с группой управления роты направляюсь в свой бункер, вмещающий двадцать нар, и, поскольку заснуть в таких условиях тяжеловато, пытаюсь осмотреться в новой обстановке. Здесь как-то холоднее, неуютнее, чем в блиндажах мировой войны, – уже потому, что в ту пору тебя окружали дерево и земля, тогда как сейчас их место заняли бетон и железо. Архитектура тяжелая и приземистая, точно рассчитанная на черепах, кроме того, стальные стопудовые двери, защелкивающиеся герметически, рождают чувство, будто ты втиснут в несгораемый шкаф. Стиль мрачный, подземельный, сочетающий вулканическую стихию с грубой первобытностью циклопов. Сразу у входа стоит горшок с известковой жидкостью, вероятно, против ожогов от отравляющих веществ. Воздух, теплый и маслянистый, оседает влагой на стенах; он пахнет резиной, пламенем каменного угля и ржавчиной. Поскольку он быстро портится, каждый сменяющийся часовой еще четверть часа должен крутить рукоятку огромного вытяжного вентилятора, который через фильтры нагнетает свежий воздух. Между тем слышно, как спящие бормочут во сне и как хлопает крышка ящика, за которым сидит дежурный телефонист. Он отвечает: «Командир холодильной камеры слушает», когда его вызывает какой-нибудь из моих взводов: «Клара», «Сирень» и «Лимбург». А самое крупное из подчиненных мне оборонительных сооружений, «Альказар», в рапортах именует себя «Мухомором», батальон – «Сумерками», а полк – «Адонисом». Эта тарабарщина неплохо вяжется с архитектурой. К сказанному стоит добавить, что я откомандирован в часть недавно. Задание обрушилось на меня в виде шарады, из которой я для начала должен составить осмысленный текст.

Под Грефферном, 15 ноября 1939 года

Появляются французы, но мы в них не стреляем, и они в нас тоже. Между укреплениями и рвами крестьяне пашут землю и собирают урожай свеклы. По дороге в Раштатт, проходящей рядом с моим бункером, катят автомобили – вероятно, с коммивояжерами, а порой и с любовной парочкой. Это одновременное сосуществование и смешение сфер напоминает оптику сновидений и вообще характерно для нашего мира: так опасные черты вырисовываются еще четче. Пространства и разные настроения пересекаются, словно в кинофильмах.

Вечером я был гостем на так называемой вилле «Золотой фазан», где со своим взводом обосновался Спинелли. Подавали суп, жаркое, овощи и даже пудинг, а также пиво и вино. В итоге мы отменно попировали в небольшой деревянной хижине, где единственным геральдическим украшением голых стен был ряд стальных касок, выстроенный на карнизе. Спинелли принадлежит к тем людям, которые сразу умеют извлечь пользу из любой новой обстановки.

Под Грефферном, 18 ноября 1939 года

С позавчерашнего дня – подъем уровня воды. Рейн с неимоверной скоростью устремляется на простор. Поток несет с собой доски, бутылки, канистры, мертвых животных. Там, где он достигает проволочного заграждения, поясами оседает мелкая водоросль, и на ее нежно-зеленой поверхности россыпью серебрятся мелкие пузырьки воздуха. Это американская азолла, причисляемая к водяным папоротникам и в некоторых местах дико разросшаяся у нас в большом количестве. В естественных условиях я встречаю ее в Германии впервые.

Иногда вниз по течению плывут понтоны и фрагменты мостов, что вызывает шквальный огонь с обоих берегов. Тогда обнаруживаешь, что вся местность буквально нашпигована оружием. И если на земле ты еще смеешь показываться без опаски, то вода и воздух уже под запретом.

Некоторые бункеры, расположенные у самой противопаводковой дамбы, почти отрезаны, и им грозит затопление, если вода паче чаяния поднимется выше. Поэтому я держу наготове надувные плоты и резиновые лодки. Кроме того, саперы возводят мостки, которые, правда, имеют тот недостаток, что просматриваются с другого берега. А потому их маскируют камышом. Я пользуюсь удобным случаем, чтобы на складе инженерных войск заказать для себя пиленый лесоматериал, поскольку решил соорудить себе в качестве уединенного прибежища небольшую хижину. Надо устраиваться.

Под Грефферном, 22 ноября 1939 года

Наводнение достигло наивысшей точки и идет на убыль. Обходя позиции, я могу наблюдать множество птиц, например цаплю, которая ловит рыбу на галечной отмели близ греффернской таможни. В сумерках из полосы ольховых деревьев в таком несметном количестве появляются фазаны, что иные луга становятся похожими на густозаселенный птичий двор. Голубой зимородок. Когда видишь, как из зарослей пожелтелого камыша, сверкая, стаями вспархивают пичуги, тогда пытаешься найти ответ на вопрос, почему посреди этого хмурого пейзажа природа украшена подобно драгоценному камню. Ученые обнаруживают реликты из ледникового периода – быть может, таковые существуют и из периода сказочного.

Карлсруэ, 28 ноября 1939 года