Сады и дороги

Экономка, мадам Луиза, всё еще не оправилась от сильного потрясения, она без конца говорила, не могла видеть никакого оружия, переносить звук самолета, даже звонка пугалась. Я подшутил над ней, сказав, что она, как относящаяся к духовенству, не должна была бы всё же так бояться.

– Оно-то конечно, но поскольку я здесь очень необходима, то пусть Господь обойдется пока без меня.

Так, под аккомпанемент разнообразных острот воистину приятно и прошел вечер.

Клерфонтен, 13 июля 1940 года

Утром прогулка, сначала к расположенному поблизости литейному цеху, где я наблюдал за проворным вращением гигантского водяного колеса из железа. После этого – в Домблен. Там я присел передохнуть в церквушке. На тронутых временем стенах из-под отслоившейся известки проглядывали древние фрески. Кровля основательно прохудилась; на хорах с места на место перелетали голуби и воробьи. Проселок вытянулся вдоль полей, опустошенных колорадским жуком. Я видел несметные массы личинок, но совсем немного имаго. При прикосновении к ним из сочленений наружу выступает желтый сок – этот жук, как большинство кризомелид, кажется, не употребляется птицами в пищу. Впрочем, цвет этого сока совпадает с изысканной цветовой гаммой – от светло-желтого до темно-коричневого, – которая характерна для этих насекомых. Natura наносит краски то бледными, то густыми мазками.

В полдень у священника угощался приготовленной мадам Луизой jardinière: горох, картофель, бобы и баранина. Затем прощание, при котором священник молвил, что едва, дескать, успеваешь сойтись с человеком и оценить его, как уже снова приходится расставаться. Это меня порадовало; живя по квартирам, я в каком-то смысле выхожу на ловлю людей.

Через Моранкур, Жуанвиль в Пансе, одно из самых маленьких и убогих захолустий, с разрушениями, сохранившимися еще со времен Мировой войны, и опустелыми домами, поскольку жители просто побросали свои владения на произвол судьбы, за что их упрекать невозможно. Хотя я планировал организовать размещение еще в Эффенкуре, под руку, однако, подвернулось лучшее место для бивака. Потом я вернулся обратно в Тонанс и в придорожном доме занял квартиру, которую в ответ на первую же мою просьбу мне предложила приветливая женщина. Расстройство желудка; для меня был заварен чай, а в ответ на вопрос о грелке принесен завернутый во фланель горячий утюг.

Несмотря на то что я жил у дороги – а это было несколько небезопасно, – я всё же и в этом случае не отказался от своей старой привычки: не запирать дверь спальни, – это черта всех искателей приключений. Не следует оставлять фортуну топтаться за порогом. Правда, действительность посылает обычно пьяниц да взломщиков.

Клерфонтен, 14 июля 1940 года

С утра я предпринял попытку еще немного улучшить места расквартирования, а затем совершил прогулку по бесплодным полям Верхней Марны. Нищета, брошенные дворы, грязь.

Муж хозяйки, у которой я жил, пропал без вести. Она оставалась в местечке до тех пор, пока рядом с домом не начали падать бомбы, и тогда с двумя детьми своей экономки спряталась в водопроводной трубе, которая тянулась под улицей и которую я попросил показать мне. После этого она, как и все местные жители, сломя голову пустилась бежать оттуда и только после долгих скитаний вернулась обратно. В разговоре она отвечала фразами, полными меланхолии. Так, например, на вопрос о детях:

– Нет. Да и зачем? Чтобы они смотрели на то, что творится?

На сожаление, что-де наше присутствие в доме добавляет ей хлопот:

– Работа – это единственное, что отвлекает от мыслей.

Как и все французы, с которыми мне довелось до сих пор разговаривать, она, как я увидел, тоже была недовольна правительством и его политикой. В самом деле, слепота последнего, проявившаяся, например, в резком сокращении рабочей недели накануне судьбоносных событий, была просто поразительна. Тому, кто хочет жить так роскошно, следовало бы держаться подальше от оружия. Также я находил странной боязнь нас, боязнь, распространившуюся задолго до того, как мы снова начали вооружаться, уже сразу после мировой войны. И это несмотря на значительное превосходство в материальной силе. Благодаря таким признакам исход событий дает себя почувствовать задолго до их начала. Наряду с этим боязнь, естественно, соответствует и области низкого давления в показаниях барометра; она притягивает непогоду.

Нёвиль-ле-Вокулёр, 15 июля 1940 года

Во второй половине дня через Удленкур, Монтиньи и Вокулёр в Нёвиль-ле-Вокулёр, где места расквартирования показались мне чуть лучше. Приют я нашел в доме одного вышедшего на пенсию служащего Северной железной дороги, который, как и многие, ему подобные, по завершении срока службы вернулся в родные края. К сожалению, мухи из всех окрестных коровников слетаются на свидание в мою комнату.

В постели, как обычно очень удобной, я читал во французском переводе «Голубой карбункул» Конан Дойля. Такого рода вещи увлекают читателя описаниями подробностей охоты на человека и изощренных способов выслеживания.

Нёвиль-ле-Вокулёр, 16 июля 1940 года