Сады Луны

Внизу, в лагере, сразу за последним холмом, узкие проходы между палатками запрудили телеги, нагруженные ранеными. Все ценнейшие приказания начальства были позабыты, воздух содрогался от воплей боли и страха.

Порванный Парус обошла уцелевших, перешагивая лужицы крови, натекающие с телег; она с ужасом взирала на курган из конечностей, растущий за палаткой хирурга. Отовсюду доносились завывания, хор из тысяч голосов напоминал о том, что такое на самом деле война.

А где-нибудь в столичном штабе в Унте, в трех тысячах лиг отсюда, кто-то начертит несколько слов напротив названия Второй армии и припишет: «Засека, зима, 1163 год сна Огненной Богини». Так будет отмечена гибель девяти тысяч мужчин и женщин. А затем забыта.

Порванный Парус помрачнела. Не все забудут. Разрушители Мостов подозревают измену. Она с ненавистью подумала о Тайскренне. Если это он убил Калота... Но она знала, что эмоции утихнут. Открытая схватка с верховным магом – кратчайший путь к воротам Худа. Она твердо стоит на земле. И Калот говорил тоже: «Грози кулаком, сколько хочешь, но дело – это совсем иное».

Она не раз видела сцены смерти с тех пор, как поступила на службу империи. Но до сих пор ее это не касалось. Теперь было совсем по-другому, воспоминания останутся надолго. «Не так, как раньше. Тарус двадцать лет провела, смывая кровь с рук». А теперь перед ее взором вставала одна и та же сцена: пустые доспехи на холме. Те люди бежали к ней, искали у нес защиты от ужаса, безумствующего на равнине. Это был жест отчаяния. Тайскренн о них не заботился, о них заботилась она. Она была для них своя. В прошлых сражениях они бились как львы, чтобы спасти ее жизнь. А в этот раз была битва магов. Ее черед. Особенность Второй. То, что удерживало армию от гибели и вызывало к жизни легенды о ее легионах. У тех солдат была надежда, они имели на нее право. Они бежали к ней за спасением. И умерли ради него.

«Если бы я принесла в жертву себя? Укрыла бы их защита моего Пути?» – думала Порванный Парус. Она выжила благодаря инстинкту самосохранения, инстинкт ничего общего не имел с благотворительностью. Сострадательные люди долго на войне не живут.

«Быть живым, – решила Порванный Парус, подходя к своей палатке, – и радоваться этому – совершенно разные вещи». Она вошла в палатку и опустила полог, потом осмотрела свои пожитки. Негусто, после двухсот девятнадцати лет жизни. Дубовый сундук, в котором хранятся ее книги о Тюре, запечатан заклинанием, на столике у постели – алхимические приспособления, разбросанные как детские игрушки.

Среди них лежал ее расклад Дракона. Она задержала взгляд на картах. Все в палатке выглядело по-новому – сундук, алхимические склянки, одежда, – все это принадлежало кому-то более молодому и тщеславному. А вот расклад Дракона был как старый добрый друг.

Порванный Парус подошла к нему. Рассеянным жестом она отбросила сверток, данный ей Каламом. Потом выдвинула стул из-за стола. Она присела и взяла колоду. Ее охватили сомнения.

Время шло. Что-то ее удерживало. Возможно, на смерть Калота было указание, и она все это время подозревала, что так и будет. Боль и страх всю жизнь составляли сущность ее души, но время с Калотом было совсем иным. Тогда у нее были свет, счастье, удовольствие. А она называла это развлечением.

– Как можно предать такое? – она произнесла эти слова с горечью и возненавидела себя за это. Ее старые демоны вернулись к ней, осмеивая смерть ее надежд. «Ты уже однажды отказалась от расклада, в ночь перед гибелью Мотта, в ночь, когда Танцор и еще один человек, что в те дни правил империей, похитили твою любовь, помнишь? Станешь ли отрицать, что тот расклад существовал?»

Ее взор затуманился воспоминаниями, которые она давно считала погибшими, она глядела на карты, часто моргая. «Хочу ли я услышать, что ты скажешь, старина? Нужны ли мне твои напоминания, твое заявление, что вера – для дураков?»

Она краем глаза заметила движение. То, что было в свертке, двигалось. Под упаковкой то тут, то там что-то топорщилось. Порванный Парус вздрогнула. Потом, затаив дыхание, она взяла сверток и положила перед собой. Достала из-за пояса маленький кинжал и начала перерезать завязки. Предмет внутри затих, словно ожидая результатов. Она сняла обертку.

– Парус, – позвал знакомый голос.

Ее глаза расширились, когда небольшая марионетка, одетая в желтый шелк, вылезла из мешка. Черты ее физиономии были знакомы.

– Хохолок!

– Рад снова видеть тебя, – ответила марионетка, поднимаясь. Она расставила в стороны руки, чтобы удержать равновесие. – Души переселяются, – заявила кукла, снимая шляпу и кланяясь.

Души переселяются.

– Но это знание давно утеряно. Даже Тайскренн... – Она умолкла, кусая губы. Ее мысли смешались.

– Позже, – сказал Хохолок. Он сделал несколько шагов, нагнул голову, изучая свое новое тело. – Да, – вздохнул он, – особо выбирать не пришлось, – он посмотрел нарисованными глазами на чародейку. – Пойди в мою палатку, пока эта мысль не пришла Тайскренну. Принеси книгу. Ты теперь тоже участвуешь. Пути назад нет.

– В чем участвую?