Ему казалось, что колокольня бросает вызов чистенькому зданию Зала Величия, свысока поглядывая на поместья и дома, расположенные на холмах внизу, своими старчески выцветшими глазами на изборожденном морщинами времени лице; взгляд был насмешливым.
Крокус частично разделял сарказм башки по отношению к в общем-то ничем не примечательному Залу Величия, это чувство у молодого человека появилось после многолетнего прослушивания речей своего дядюшки в адрес Зала. Масла в огонь подливала и порядочная доля юношеского неприятия всего, что олицетворяло власть. И, хотя он и не задумывался об этом, выбранная им профессия вора. Раньше он никогда не обращал внимания на то щемящее чувство, которое приносили с собой все новые и новые кражи, заставляющие вторгаться в чужую жизнь и совершать насилие над чужой собственностью. Снова и снова в его мечтах во сне и наяву появлялся образ молодой спящей женщины.
Крокус прекрасно понимал, к чему были его видения. Он вошел в ее комнату, место, куда не всем ее знакомым позволялось входить, место, где она могла поболтать с куклами своего детства, сохранившихся со времен се невинности. В ее святилище. А он ограбил его, он похитил у молодой женщины самое ценное: право на личную жизнь.
И неважно, что она была дочерью д'Арля, голубой кровью, которую не задело дыхание нищеты, что она шла по жизни защищенная и отгороженная от невзгод внешнего мира. Все это неважно. Для Крокуса преступление, которое он совершил, было равносильно изнасилованию. Посметь так грубо разрушить ее мир...
Осыпая себя градом упреков, молодой вор свернул на улицу Чар Аниса, пробиваясь сквозь толпу.
В нем все кипело от праведного негодования. Проклятая знать повернулась к нему таким лицом, которое теперь повсюду преследовало его и заставляло кидаться в разные стороны. Сладкие ароматы, доносимые теплым ветерком из лавок, торгующих специями, походили на аромат духов и вселяли в него непонятное чувство, от которого сжималось горло. Крики играющих на улицах Дару детей вызывали сентиментальные слезы.
Крокус прошел через Гвоздичные ворота и вошел в проход Оссерка. Прямо перед ним был вход в район знати. Когда он подошел туда, ему пришлось поспешно отскочить в сторону, чтобы не попасть под вывернувший из-за угла экипаж. Ему не надо было смотреть на гербы на боках экипажа, чтобы узнать, кому он принадлежал. Лошади двигались быстро, сметая всех и вся на своем пути. Крокус остановился поглядеть вслед экипажу, от которого бросались в стороны прохожие. Если верить тому, что Крокус слышал о члене Совета Турбане Орре, получалось, что и лошади этого дуэлянта обладают таким же гонором, как и их хозяин.
К тому времени, когда он дошел до поместья Орра, экипаж уже скрылся в воротах. У ворот стояли четверо стражников. Стена у них за спиной поднималась на добрых пятнадцать футов вверх, завершаясь скрепленными глиной обрезками ржавого железа. Через каждые десять футов из стены торчал факел. Крокус прошелся мимо ворот, не обращая внимания на стражников. У основания стена составляла около четырех футов в ширину и была сложена из грубого кирпича. Он пошел дальше по улице, затем свернул вправо, посмотреть на ту часть стены, что выходила в переулок. Единственная дверь для прислуги, мореный дуб с бронзой, у ближайшего угла.
Охраны никакой. Тень от соседнего поместья густо падала в узкий проход. Крокус шагнул в эту таинственную тень. Он прошел половину переулка, когда его рот закрыла чья-то рука, а в бок уперлось острие кинжала. Крокус замер, затем издал невнятный звук, когда рука, зажимавшая ему рот, развернула его лицом в другую сторону. Он увидел перед собой знакомые глаза.
Раллик Ном убрал кинжал и шагнул в сторону, сурово нахмурившись. Крокус вдохнул воздух и облизнулся.
– Раллик, Беру тебя унеси, ты?!
– Да, – ответил убийца. Он подошел ближе. – Слушай внимательно, Крокус. Ты не тронешь поместье Орра. Ты к нему даже не подойдешь.
– Вор пожал плечами.
– Я всего лишь подумал, Ном...
– Гони прочь эту мысль, – сказал Раллик.
Плотно сжав губы, Крокус кивнул.
– Ладно, – он развернулся и двинулся в ту сторону, где полоса солнечного света обозначала начало новой улицы. Он чувствовал на себе взгляд Раллика, пока не свернул на Путь Предателя. Он остановился. Слева от него возвышался холм Высоких Виселиц. Его густо усыпанные яркими цветами склоны огибало пятьдесят три Спиральные Ступени. Пять петель слегка раскачивались над площадкой под легким ветерком, их тени падали вниз, на мощенную булыжником улицу. Последнего преступника повесили здесь в незапамятные времена, тогда как в районе Гадроби веревки на Низких Виселицах каждую неделю затягивались на чьих-нибудь шеях. Такая вот странная примета времен.