Сады луны

— Я должен быть осведомлен обо всем, что связано с этим… Крокусом.

— Разве Крюпп может держать в неведении своего дорогого друга Барука? — спросил толстяк и поклонился. — Благодарю вас за превосходное вино. Оно меня замечательно освежило.

Крюпп ушел. Барук слышал, как закрылась дверь. Алхимик рассеянно глядел на уличную суету, отчаянно пытаясь совладать с тисками страха. Барук отнюдь не был трусом. Но хвалиться своей смелостью в подобной ситуации мог только последний дурак. Опонны имели обыкновение разрушать самые тонкие и тщательно продуманные замыслы. Баруку претила сама мысль положиться на волю случая. И вместе с тем он уже не брался что-либо предвидеть или предсказывать. Все могло разлететься в прах или, наоборот, пройти с сумасшедшим успехом. Монета вращалась, а с нею вращалась и судьба Даруджистана.

Хорошо, что императрица Ласэна была обыкновенной женщиной. Впрочем, и ее действия по непредсказуемости подчас могли сравниться с капризами опоннов. Барук обхватил лоб. олова просто раскалывалась. Надо позвать Роальда; пусть приготовит целебный настой. Барук опустил руку и заметил, что она вся в красных пятнах. Ах да, красные чернила, въевшиеся в кожу. Алхимик облокотился о подоконник. Сквозь облака пыли, плававшие здесь по милости ремесленников, виднелось море даруджистанских крыш.

— Ты — не опонны, императрица Ласэна, — вслух произнес он. — Твои шаги я еще способен просчитать и предвидеть. Уверен: посланники Малазанской империи просочились в город. Пока они действуют тихо и скрытно. Но не сомневайся: я обязательно найду их. С помощью ли опоннов, или без них, но найду.

КНИГА ТРЕТЬЯ Миссия

Марионетки на поле пляшут,

управляемые опытными руками;
я неуклюже бреду среди них,
запутываясь в хитросплетенье нитей,
рискуя споткнуться на каждом шагу.
Взбешенный безумием их ужимок,
я только и могу что браниться.
Моя жизнь не будет похожей
на лихорадку их плясок;
я тоже танцую,
но не так, а по кругу.
Клянусь на могиле Клобука:
вихлянья бессвязные эти —
редчайшее танца искусство.

Болтовня дурака. Тений Буле (даты жизни неизвестны)

ГЛАВА 8

Сошел он к мертвым подданным своим

и равным стал им…
Герб сломлен прежний;
ей не терпелось скрыть следы,
убрав их, как песок, политый кровью,
впитавший жизни
и императора, и первого меча;
сколь страшным было это вероломство…
Он, старой гвардии солдат,
неистовство империи умел он
сдержать и сдерживал не раз;
пал замертво, не отступив,
и тем остался в памяти Ласэны
укором вечным,
тягостным виденьем,
которое глаза ей колет до сих пор.
Не ждал он смерти,
был к ней не готов,
и, оказавшись средь мертвых
подданных своих,
назад вдруг оглянулся
и понял, что его сгубило;
все промахи свои былые
увидел… и проклял эту правду.

«Сжигатели мостов». Тук-младший

Утреннее небо напоминало кусок железа с полосами ржавчины. Сержант Бурдюк, взгромоздившись на здоровенный валун, оглядывал подернутые туманом воды Лазурного озера. Над далеким противоположным берегом слабо светилось зарево Даруджистана. Ночной перелет через горы оказался занятием не из приятных. Кворлы угодили в самую гущу трех гроз. Возможно, грозы тоже воюют друг с другом; в таком случае отряд сержанта появился в разгар их битвы. Просто чудо, что ни один кворл не кувырнулся вниз. Когда подлетали к Лазурному озеру, дождь прекратился. Воздух был прохладным и влажным.

За спиною Бурдюка послышались шаги, сопровождаемые характерными щелчками и причмокиваниями морантской речи. Пробираясь меж замшелых камней, к берегу спускался Калам и с ним какой-то черный морант. На вершине холма дремали деревья с красными стволами, чем-то напоминавшие бородатых караульных. Еще дальше темнели горы. Сержант с наслаждением втягивал в себя бодрящий утренний воздух.

— Зеленые моранты расщедрились, — сказал Калам. — Привезли больше, чем мы просили. То-то Скрипач с Ежом обрадуются.

Бурдюк повернулся к черному моранту.

— А я думал, что у вас запас таких гостинцев подыстощился.