Когда Уд открыл глаза, он сразу понял, что все в порядке. Вымыт. Укрыт. Быстро провел рукой по темени — лейкопластырь на месте, свежий, сухой, сменили. Его жила, опадая, мягко пролегала по всей длине правого бока и ноги, как лампас. Впритык к кровати кто-то подкатил столик на колесиках, и на нем Уд увидел легкую закуску. Это были салат из спаржи и мусс из белого шоколада с орехами, облитый вишневой мякотью. Он приподнялся на локте. В ванной шумела вода. «Съесть или подождать?» Дверь открылась, Приап за ее спиной, дребезжа, дергался на своем кольце.
— Знаешь, — сказала она, — я вспомнила прекрасную строчку из Бодлера: «Я чувствовал в руке изгиб дремавших ног». Откуда этот француз мог видеть нашу ситуацию?
Она раскатисто расхохоталась.
— Знаешь, дорогой, я все время себя спрашиваю: а почему он не заводит разговора о лоббировании своего пресловутого цементного проекта? Или ты это оставил на последний момент, в дверях?
— У меня все изменилось, Афро. Мне ничего не нужно.
Она вскинула брови.
— Цемент, алкоголь, спонсорство — это все мелочевка, — сказал Уд. — Я закрываюсь на учет, Афро. У меня появились другие афродиции.
Она внимательно посмотрела на него. Уд заметил, что Афродита подкрасилась и сделала макияж. Ей очень шел белесо-розоватый — под цвет глаз — халат с белыми кисточками на поясе.
— Я на пороге важных решений, — снова сказал он.
— Как знаешь. Но тогда у меня к тебе одна маленькая просьба. Обещай выполнить.
— Да, с удовольствием, говори.
— Я хочу, чтобы ты возглавил наше общественное движение, Уд.
Он сел в постели.
— Ты что? Ты хочешь сказать, что я должен…
— Да, да, именно это, — перебила она. — Не подумай, что мы положили глаз на твои капиталы. У нас много спонсоров, ты знаешь. Нет, Уд, нам нужен ты, ты сам. Твой социальный темперамент.
Он потянулся рукой к брюкам.
— Афро, что такое ты говоришь? Скажи, как называется твое движение? Оно называется «Дочери России», ведь так? Так как же, блин, я сделаюсь вам дочерью вашей России?! Ты в своем уме?
— Ты что-нибудь слышал о трансвеститах, о транссексуалах? — невозмутимо спросила Афродита.
Уд застыл, не успев засунуть в брючину ногу.
— Хорошо, — продолжала она. — Тогда ты наверняка слышал об операциях по перемене пола.
Она смотрела ему в глаза холодно, серьезно.
— В нашем движении произошел раскол. Нам нужна сильная женщина-лидер.
— Что-о-о? — Уд запрыгал на одной ноге к двери. Он вдруг вспомнил, как ночью все ее тело от шеи до лодыжек было покрыто ротиками-присосками, и его вырвало прямо под ноги, на палас. Салат из спаржи, мусс из белого шоколада и орехов и еще эта… как ее?., вишневая мякоть…
Глава IX
Неудержимо, неповторимо,
Все пролетело… далече… мимо…
Правильно люди говорят: беда одна не приходит. Когда Коля, едва держась на ногах, добрел около полуночи до дома, в ручке двери он обнаружил какую-то бумажку. Повертел в руке, отпер входную дверь, включил в прихожей свет. Ему пришлось немного подумать, прежде чем он вспомнил, почему дверь в его комнату распахнута и с какой стати на столе стоит бутылка французского вина.
Подошел к Нининой комнате, подергал за ручку: ну, конечно, она еще не пришла, она еще кружит головы полковникам…
Коля посмотрел, что ему мешает в пальцах, глянул на руку, заметил бумажку — это была телеграмма. Приблизил к лампочке, сощурил один глаз, чтобы буквы не двоились и не прыгали, и стал трезветь. Его тетю Лену Савушкину положили в Реутово в горбольницу № 7. Коля не то что обрадовался известию, а как бы камень с плеч у него упал, облегчение, что не надо оставаться здесь, что можно уехать… Он вылил французское вино в раковину, накидал свои вещи в чемодан. Прошел через сад за домом к улице. Метро еще работало. Курский. Он успел на последнюю электричку до Реутова.
Тетя Лена, старшая сестра его матери, была ему за мать все детство и юность. Работала она сначала в школе, потом в аптеке, замуж не выходила. Они всегда с тетей были близки, но, когда Коля уехал в Москву, чувства, конечно, ослабли, они не то что пошли на убыль, они, может, пребывали в глубине сердца в прежнем объеме, но из-за разлуки не имели случаев проявляться и были вроде как в простое.
Их одноэтажный домик был недалеко от железнодорожного вокзала, в зоне так называемого частного сектора, и Коля вскоре стоял перед калиткой, закрывавшейся просто «на гвоздик» с веревочкой. Ключ от веранды лежал за притолокой, как и десять лет назад.
Прежде чем войти в дом, Коля посетил деревянный скособоченный туалет-будку в конце огорода. Как и много лет назад на гвоздик, вбитый в доску двери изнутри, были наколоты аккуратно порванные на квадратики газетные листочки. Коля снял верхний листочек, повертел в руках, и при свете спички по обрывкам текста понял, что газета была очень старая: во фрагменте статьи еще фигурировало правительство Гайдара.