Некоторое время шуршали падающие камешки. Стало тихо, еще тише. Гусев первый заметил, что прекратились вздохи в глубине. Теперь оттуда шли странные звуки, – шорох, шипение, казалось, там закипала какая-то мягкая жидкость. Гусев теперь точно обезумел, раскинул руки по стене и побежал, вскрикивая, ругаясь, отшвыривая камни.
– Карниз кругом идет. Слышите? Должен быть выход. Черт, голову расшиб! – Некоторое время он двигался молча, затем проговорил взволнованно, откуда-то – впереди Лося, продолжавшего неподвижно стоять у стены:
– Мстислав Сергеевич... ручка... включатель.
Раздался визжащий, ржавый скрип. Ослепительный желтоватый свет вспыхнул под низким, кирпичным куполом. Ребра плоских его сводов упирались в узкое кольцо карниза, висящего над круглой, метров десять в поперечнике, шахтой.
Гусев все еще держался за рукоятку электрического включателя. По ту сторону шахты, под аркой купола, привалился к стене Лось. Он ладонью закрыл глаза от режущего света. Затем, Гусев увидел, как Лось отнял руку и взглянул вниз, в шахту. Он низко нагнулся, вглядываясь. Рука его затрепетала, точно пальцы что-то стали встряхивать. Он поднял голову, белые его волосы стояли сиянием, глаза расширились, как от смертельного ужаса.
Гусев крикнул ему, – что? – и только тогда взглянул вглубь кирпичной шахты. Там колебалась, перекатывалась коричнево-бурая шкура. От нее шло это шипение, шуршание, усиливающийся, зловещий шорох. Шкура поднималась, вспучивалась. Вся она была покрыта обращенными к свету глазами, мохнатыми лапами...
– Смерть! – закричал Лось.
Это было огромное скопление пауков. Они видимо, плодились в теплой глубине шахты, поднимаясь и опускаясь всею массой. Теперь, потревоженные упавшими с купола кирпичами, сердились и вспучивались, поднимались на поверхность. Вот, один из них на задранных углами лапах побежал по карнизу.
Вход на карниз был неподалеку от Лося. Гусев закричал: – Беги! – и сильным прыжком перелетел через шахту, царапнув черепом по купольному своду, упал на корточки около Лося, схватил его за руку и потащил в проход, в тоннель. Побежали, что было силы.
Редко один от другого горели под сводами тоннеля пыльные фонари. Густая пыль лежала на полу, в щелях стен, на порогах узких дверей, ведущих в иные переходы. Гусев и Лось долго шли по этому коридору. Он окончился залой, с плоскими сводами, с низкими колоннами. Посреди стояла полуразрушенная статуя женщины с жирным и свирепым лицом. В глубине чернели отверстия жилищ. Здесь тоже лежала пыль, – на статуе царицы Магр, на ступенях, на обломках утвари.
Лось остановился, глаза его были остекляневшие, расширенные:
– Их там миллионы, – сказал он, оглянувшись, – они ждут, их час придет, они овладеют жизнью, населят Марс...
Гусев увлек его в наиболее широкий, выходящий из залы, тоннель. Фонари горели редко и тускло. Шли долго. Миновали крутой мост, переброшенный через широкую щель, – на дне ее лежали мертвые суставы гигантских машин. Далее – опять потянулись пыльные, серые стены. Уныние легло на душу. Подкашивались ноги от усталости. Лось несколько раз повторил тихим голосом:
– Пустите меня, я лягу.
Сердце его переставало биться. Ужасная тоска овладевала им, он брел, спотыкаясь, по следам Гусева, в пыли. Капли холодного пота текли по лицу.
Лось заглянул туда, откуда не может быть возврата. И, все же, еще более мощная сила отвела его от той черты, и он тащился, полуживой, в пустынных, бесконечных коридорах.
Тоннель круто завернул. Гусев вскрикнул. В полукруглой рамке входа открылось их глазам кубово-синее, ослепительное небо и сияющая льдами и снегами вершина горы, – столь памятная Лосю. Они вышли из лабиринта близ тускубовой усадьбы.