Саджо и ее бобры. С вопросами и ответами для почемучек

Здесь бобренок начал громко скулить и рваться на свободу; он, наверно, думал, что приехал домой, и ждал, что дети освободят его из душного и неудобного помещения.

Но никто не пришел.

Он стал грызть ящик. Тогда послышались какие-то чужие, недобрые голоса. Он попробовал было выкарабкаться по стенкам своей темницы, но они были слишком высоки; грубые голоса продолжали кричать, и кто-то застучал по ящику.

Сам не свой от страха, бобренок лежал теперь не двигаясь и только скулил в тоске. Где же, где Саджо? Она всегда утешала его в беде и брала на руки. И где Чилеви? Ведь он никогда еще не разлучался с братцем больше чем на час.

Скоро Чикени очутился в поезде, который помчал его с грохотом и ревом. Когда поезд тронулся, бобренок забыл закрыть уши, что бобры обычно делают при неприятных звуках или во время плавания, чтобы в уши не попала вода. Оглушенный и испуганный невероятным шумом, Чикени в своем неистовом стремлении вырваться на свободу бросился вниз головой в поилочку, видно приняв ее за нырялку, и перевернул ее. К довершению всех бед теперь его начала мучить жажда. И есть было нечего. Его выхватили из дома так быстро и неожиданно, что Саджо не успела положить в ящик хоть кусочек хлебца, которого хватило бы ему на несколько дней пути, а никто другой так и не позаботился о его еде. И вот, измученный голодом, жаждой, тоской, испуганный до полусмерти, Чикени снова принялся грызть ящик, чтобы вырваться на волю. И если бы он не сломал о гвоздь один из острых резцов, то, наверно, добился бы своего, но теперь было слишком больно работать зубами.

Вся подстилка — ее и было-то немного — загрязнилась, и, когда поезд мчался, бобренка швыряло из стороны в сторону; он налетал на твердые стенки ящика, и все тельце его ныло от ушибов. Чикени пробовал удержаться посередине своей темницы, подальше от твердых стен, но у него ничего не получалось.

Один раз проводник сжалился над зверьком и поделился с ним завтраком — бросил ему корочку хлеба. Бобренок уцепился лапками за его руку, и этот человек решил, что Чикени — опасный зверь; он не знал, что бобренок просил помощи. После этого никто больше не подходил к ящику, поилочка по-прежнему оставалась без воды, никто не кормил Чикени, никто ни разу не переменил ему сбившуюся, грязную подстилку.

Бобренок продолжал жалобно скулить, и все звал и звал своих маленьких друзей, которые теперь не могли услышать его жалобный детский голос. Он просил их прийти и освободить его от большого несчастья, которое обрушилось на него. Грохот колес заглушал его слабый голосок, и никто, никто не обращал на него никакого внимания.

Много раз поезд останавливался и снова, рванувшись с места, мчался дальше, швыряя бобренка от одной стенки к другой в его тесной темнице. Даже когда поезд сделал последнюю остановку, мучительное путешествие не кончилось — тряска на грузовике была еще сильнее, чем в поезде. Только потом наступил покой.

Кто-то с треском и скрипом открыл ящик, чья-то большая, сильная рука бережно подняла бобренка за хвост, другая перевернула Чикени головой кверху, палец погладил одну из усталых горячих лапок, а тихий голос промолвил какие-то ласковые слова — и бобренку сразу стало легче.

Это был Элек — смотритель, который ухаживал за зверями, и сторож в зоологическом саду, куда направили Чикени. Он очень хорошо знал свое дело. Увидев, в каких ужасных условиях пришлось ехать зверьку и какой он был грязный и жалкий (это чистюля Чикени!), Элек раздраженно сказал агенту по перевозке:

— Ни воды, ни корма! Нос как в огне, потрескался хвост, переломаны зубы! Разве так перевозят бобров? Это просто безжалостно! Ну, ничего, малыш, мы тебя приведем в порядок, — добавил он, ласково взглянув на бобренка.

Смотритель уже все заранее приготовил для приема маленького гостя, так как его появление не было неожиданностью, — контору зоологического сада уведомили о его прибытии.

Скоро Чикени доставили в его новое жилище. Оно было выстроено из чего-то твердого, похожего на камень, только камень гораздо приветливее. Со всех сторон возвышалась железная решетка.

И в этой тюрьме, сооруженной из железа и цемента, Чикени, зверек, который не совершил никакого преступления, должен был просидеть до конца своих дней. Ласковый, нежный бобренок теперь считался диким и, должно быть, опасным зверем.