Сафари

— Извините, синьор, это совсем не вытекает отсюда. Позвольте предостеречь вас не ездить в Абиссинию, а ждать здесь конца периода дождей. Надеюсь, что вы почтите мою гостиницу своим любезным посещением.

Если бы не это добавление, я, может быть, и последовал бы его совету, — к счастью для меня, — но старый еврей, у которого я выменивал деньги на золотые талеры — единственная монета, которая принимается в Абиссинии, — сказал с улыбкой:

— Вы же, конечно, понимаете, что этот ганеф хочет заработать на вас! Смешно, как это вы утонете в грязи? Ведь там горы, а с них вода стекает в долину, и потом разве вы не чувствуете, куда дует ветер, и не видите, как светлеет небо? Завтра будет хорошая погода, дождя не будет. У меня есть для вас хорошая подержанная палатка, которую я могу дешево продать, а у моего приятеля есть мулы, которые повезут вас, вашего мальчишку и ваши вещи.

Оказалось, что мулы были у приятеля его приятеля, которого звали Менас и который был из провинции Шоа. Он взялся достать мне четырех мулов и дать еще одного проводника. В тот же вечер он привел высокого худого еврея, с удивительно густой всклокоченной бородой, необыкновенно сильного и мускулистого, а по наружному виду довольно мрачного и молчаливого. Его звали Галла.

Глава тринадцатая В Абиссинию, катастрофа в реке и черная пантера

Когда мы выступили в путь, небо было ясно, только с гор дул холодный ветер, приносивший с собой благоуханье цветов, росших по обрывам. На горах лежали громадные белые облака, туман подымался от полей сахарного тростника и кофейных плантаций, раскинувшихся в долинах; ручьи и водопады с шумом падали с гор, и иногда их быстрое течение проносило мимо нас труп утонувшего теленка.

Еврей, менявший мне деньги в Асмаре, оказался прав: сегодня погода совсем не была похожа на дождь, и только после двенадцати часов ночи я подскочил на своей походной кровати от внезапного удара грома, почти одновременно сопровождаемого потоком дождя. Дождь был непродолжителен, но так силен, что мы едва не утонули в потоках воды. Когда солнце взошло, погода уже снова была ясной, и так продолжалось до обеда. Часов в двенадцать опять полил дождь, после которого образовались такие лужи, что мы буквально по колено брели в грязи. Вдобавок ко всему этому палящие лучи солнца жгли нам спину. Наконец, когда солнце село и звездная ночь раскинула над нами свой покров, мы разбили палатку для ночлега под громадным развесистым деревом, и когда ложились спать, то на горизонте уже опять сверкали молнии, а в полночь разразилась опять страшная гроза.

Ледяной ветер, примчавшийся откуда-то с гор, яростно набросился на нашу палатку и сорвал ее с одной стороны; мокрая парусина упала на нас, и мы, уцепившись за развевающиеся полотнища и обливаемые холодным потоком воды, проклинали всех и вся, не видя конца этой ужасной ночи.

Такая погода продолжалась десять дней; дождь все время лил с небольшими перерывами, а время от времени разражалась гроза, сопровождаемая форменным потопом. Мы никак не могли высохнуть как следует и продолжали путешествие в сырых платьях, ночью дрожа от пронизывающего нас холода, а днем задыхаясь от духоты и сырости. Я надеялся, что этот убийственный период дождей скоро пройдет, чтобы, наконец, вполне насладиться путешествием через эту богатую роскошной растительностью местность. Мне хотелось глубже проникнуть в эти перевитые лианами и диким виноградом леса, чтобы полюбоваться роскошными красками цветов и насладиться их ароматом. В темной чаще деревьев слышны были крики попугаев, и мы видели стаи мартышек, которые, очевидно, заинтересовавшись нами, преследовали нас, скача по верхушкам деревьев. Иногда на нашем пути встречались следы антилоп, диких кабанов и даже леопардов; их следы по густой траве вели в долину.

В редкие солнечные часы мы, распаковав свои вещи для просушки, ложились отдохнуть. Перепачканные и до крайности измученные утомительным путешествием, мы были довольны тем, что хоть наша палатка починена и спокойно стоит на месте.

Покупка этой палатки была большой глупостью с моей стороны; в один прекрасный день Менас разъяснил мне, что это, вероятно, была не та палатка, которую еврей показывал мне, а другая.

При такой ужасной дороге и погоде мы употребили на переход в сто тридцать километров — от Асмары до Ади-Квала — почти восемь дней. Но вот мы наконец перешли границу Абиссинского государства. Единственная формальность, которую нам пришлось проделать, — это заплатить пошлину одному из служащих абиссинской таможни. Менас вздумал затеять с ним ссору по поводу высокой суммы пошлины, но ему помешал кашель, приобретенный им в эту сырую погоду, и он не мог настоять на своем. Абиссинец со страшной кривой саблей в руке не успокоился до тех пор, пока мы не уплатили половину требуемой суммы. Когда мы, по колена утопая в грязи, двинулись дальше, то Менас разъяснил мне, что эти негодяи требуют всегда больше, чем полагается по закону, и что та сумма, которую мы уплатили, тоже втрое больше законной пошлины.