С появлением привычки начинаю лучше понимать своих партнеров, могу даже угадать, как они отреагируют на то или иное событие. Если бы мы не обращали внимания на поведение друг друга за время десяти-двенадцати часов работы, давно пришлось бы распрощаться с нашим прекрасным согласием. Луи при каждом удобном случае цитирует своего Маэстро и делает это с такой непосредственностью и точностью, что невозможно допустить, будто это чистая выдумка. Вечерами, когда приходит охота поработать сверхурочно, мы частенько говорим об этом с Жеромом. Вынуждены признать очевидное: Луи и впрямь работал с мастером. Как, почему, над каким фильмом? Я не осмеливаюсь задавать слишком прямые вопросы и предпочитаю, чтобы он сам приоткрыл завесу тайны над своей историей, как это делает умелая стриптизерша, когда заводит публику. Нам как-то спокойнее оттого, что он с нами, его роль капитана вырисовывается все четче. С общего согласия мы доверили ему вести все дела с продюсерами. Он занялся нашими договорами и постарался стрясти с канала как можно больше, никому другому бы это не удалось. Сегодня утром он сумел-таки выбить наши чеки и раздает их нам, словно призовые очки. Матильда сует свой в сумочку, даже не посмотрев на сумму. Жером с облегчением хрипит и целует бумажку. Деньги ему нужны больше, чем всем нам. По словам Луи, Сегюре совершенно нечего сказать о нашем творении, он лишь очень бегло просматривает сценарий каждой серии и отдает все ассистенту, который составляет смету и план работы. Съемки «пилота» начались вчера. Цель: лепить сорок пять минут сериала в день вместо обычных десяти, что ясно предвещает качество конечного продукта. Никто и не подумал представить нам актеров или хотя бы показать их фото. В одном мы уверены: известных нет ни одного, а три четверти едва владеют профессией. Сегюре утверждает, что «незрелые таланты» всегда готовы в лепешку расшибиться. Еще говорит, что если фигуранту дать шанс, с ним можно чудеса творить («Вспомните Мэрилин Монро!»). Всем актерам платят по пятьсот франков в день. За такие деньги водопроводчик даже с места не сдвинется. Чудес мы не ждем, но каждый из нас держит в голове какую-нибудь тираду или диалог, которые ему особенно дороги, или реплику, достойную в его мечтах Лоуренса Оливье или Анны Маньяни.
— В конце концов, мы и сами так сюда попали, — сказал я. — Дадим им шанс.
Компьютеры затарахтели, и мы расселись перед экранами. Тристан, это «Нечто», и так уже лежит перед своим с пультом в руке. За эти десять дней он ни разу не покидал дивана и добился того, что о нем попросту забыли. Его можно принять за какое-то холоднокровное животное в бежевых тонах, неподвижно застывшее, приспустив веки. Он смотрит телевизор в наушниках, безропотно питается одной пиццей и стережет лавочку днем и ночью. Не стоит только слишком долго глядеть на него, если не хочешь вконец расхандриться. Другими словами, мы даже довольны, что он среди нас. А я, как только узнал, что его брат потенциально стоит четыре миллиона долларов, обоих записал в число близких.
Старик спрашивает, хотим ли мы внести какие-нибудь изменения в четвертую серию. Жерому кажется, что я слишком уж тороплю расследование Джонаса по поводу запертой комнаты у Френелей (куда мечтает проникнуть Милдред). В одном эпизоде я слегка намекнул на некое спрятанное там сокровище, но глубже копать не стал. Это ведь может быть что угодно, и совсем не обязательно в звонкой монете, нельзя же все сводить к деньгам. Какая-нибудь «Обнаженная» Ван Гога, ящик Пандоры, мумия, обломок истинного Креста. Жером воображает там целый арсенал, бесследно исчезнувший во времена давно забытой войны. Шкаф, набитый ручными гранатами и базуками, которые ржавеют в ожидании своего часа. Луи там видится, скорее, нечто, занимающее всю комнату целиком, например подпольная типография для печатания фальшивых денег или лаборатория. Но эту идею мы быстро отвергли — лаборатория слишком напоминала бы мастерскую нашего изобретателя. Поскольку Матильда еще ничего не сказала, я спрашиваю, есть ли у нее какие-нибудь соображения. Она отвечает «да», что означает: «Да, но пока это немного расплывчато, я бы хотела предложить вам это, уже когда напишу».
— Какие именно?
— Пока это немного расплывчато, я бы хотела предложить вам это, уже когда напишу.
— Прекрасно. Тогда оставим пока запертую комнату, — говорит Луи.
— Глянем еще разок на семнадцатый эпизод? — предлагает Жером.
Он невзлюбил Камиллу с самого начала и не прочь отделаться от нее, заменив более «токсичным» женским персонажем.
— Мы уже четыре серии нянчимся с этой занудой!
— Впереди еще целых семьдесят шесть, а ты уже хочешь кого-то замочить? К чему такая спешка?
— Истребить Камиллу мне кажется несколько преждевременным, — говорит Матильда. — В нее ведь влюбится Джонас.
— Ну и что? Он и в другую может влюбиться. В более…
— «Токсичную»?
— Вот именно.
Уже в первом своем наброске Луи хотел наделить Камиллу склонностью к самоубийству.
— Самоубийство дает массу преимуществ: это изысканно, это наполнено смыслом, это в духе «конца века».