Сага

Новый спазм. Я боюсь, что мое сердце остановится раньше, чем его. Он просит меня перевернуть его на бок.

— Мне хочется закрыть глаза, но ты продолжай говорить...

— ...

— Говори что-нибудь, это лучшее, что ты можешь сделать.

Я все никак не решаюсь. Мне может не хватить времени. Соберись с мужеством, Марко. Или ты будешь сожалеть об этом до конца своих дней.

— Знаешь, Луи... Есть одна вещь, о которой мы могли бы поговорить. Но я не уверен, что ты захочешь.

— Сейчас или никогда.

Он чертовски прав, наш Старик. Сейчас или никогда.

— Одна вещь не дает мне покоя, Луи. Я очень часто размышлял об этом. Тысячи раз. В конце концов, это превратилось в вызов сценаристу, которым я стал с твоей помощью.

— Проблема со сценарием? Замечательно, ты не мог найти лучшей темы для разговора. Я умру на сцене как Мольер.

— Вот уже тридцать лет, как я анализирую эту историю. Перебрал уйму гипотез... И в результате пришел к версии, которая кажется наиболее вероятной.

— Ты всегда был самым талантливым из нашей четверки.

— Это по поводу смерти Лизы. Твоя Лиза...

— ...

— Это ты ее убил, Луи. Другого правдоподобного объяснения нет. Я долго сомневался, прежде чем пришел к такой мысли. Но с точки зрения сценариста другого решения нет. А я искал, ты знаешь...

Он медленно открывает глаза. Тень улыбки немного оживляет его взгляд.

— Сегодня днем, услышав твои шаги, я подумал, смогу ли заговорить с тобой об этом. Иногда нужно выговориться, чтобы облегчить совесть.

— Но твоей совести этого никогда не требовалось.

— Думаю, именно это и позволило мне продержаться так долго. После ее смерти все изменилось к лучшему. Да, я какое-то время продолжал страдать, но уже совсем иначе. Я мог представить себя без нее, но представить ее без меня — было выше моих сил.

Я вздохнул с огромным облегчением. И удовлетворением.

— Дай мне твою руку, дружище.

Он снова закрыл глаза.

Он долго не выпускал мою руку. Я с тревогой прислушивался к его дыханию.

— Когда я думаю об этом отеле, мне кажется, что я умираю не по средствам...

— Ты шутишь, Луи. К тому же, это не твои слова, а фраза одного сценариста из Голливуда. Кажется, Уилсона Мизнера.

Молчание.

Его рука постепенно разжимается и бессильно падает на одеяло.

— Ошибаешься. Это Оскар Уайльд. Мне пришлось украсть у него свою последнюю реплику. Ничего лучшего не подвернулось...

Его тело резко напрягается. Он пытается найти в себе силы еще для одного вздоха. Рука свешивается с кровати. Я провел ладонью по его уже закрывшимся глазам.

Манхэттен ничем не напоминает тот калейдоскоп красок и форм, который я едва успел разглядеть, когда в прошлый раз приезжал к Жерому. Как это было давно. Теперь все стало гораздо спокойнее, светлее. Кажется, что город обескровлен. Его сердечный ритм меньше тридцати ударов в минуту. Бывший Вавилон превратился в гигантский конгломерат, в котором царствуют финансы.

Такси останавливается перед огромным кубом из стали и стекла. Я узнаю это здание, которое видел лишь на картинке в старом учебнике географии. Это резиденция ООН.

— Они не хотят переезжать отсюда, — говорит шофер. — Видимо, это здание кажется им нерушимым, вечным. А это обнадеживает, правда?

Я подхожу к зданию с дипломатом в руке. Сегодняшняя Организация Объединенных Наций совсем не похожа на ту, что существовала раньше. Сейчас ее авторитет не оспаривается никем, ни одна страна в мире не решается противиться ее решениям. Я прохожу мимо первого кордона военных, которые проверяют мой пропуск и показывают дорогу. Перед тем как попасть на эспланаду, вхожу в небольшое строение, где другие военные сканируют меня с головы до ног. Рентгеновские лучи невероятно тщательно обшаривают мое тело. Обстановка, не располагающая к шуткам. Мой пропуск, похожий на кредитную карточку, вставляют в щель аппарата, который в старые времена сошел бы за устройство для выявления фальшивых банкнот. Два типа в белых халатах склоняются над бутылкой с красной жидкостью, извлеченной из моего дипломата, и вопросительно смотрят на меня.

— Водка.

— Почему она красная?

— Потому что с перцем.

— Никогда не видели.

— Я и сам с трудом раздобыл ее. Пришлось заказать у фабриканта, у которого еще осталось несколько бутылок.

Несмотря на мою обескураживающую искренность, они открывают бутылку и выливают несколько капель в пробирку для проверки.

— Сделайте глоток, и вы сразу поймете.

— ...?

Я знал, что с этими типами не шутят. Маленький лаборант-параноик даже не догадывается, что моя охота за бутылкой перцовки — ничто, по сравнению с трехнедельными усилиями, которые я потратил, чтобы попасть сюда.

Старику не нужно было меня особо подталкивать. У меня и у самого была тысяча причин, чтобы повидать Матильду и Жерома. Чтобы сказать им, что наша команда потеряла лидера. Чтобы узнать, кем они стали и стали ли они этим вместе. Чтобы увидеть, как они выглядят сегодня. Чтобы снова почувствовать аромат духов Матильды. Да и много других поводов.