Один из тритонов поднял над водой острогу, указал направление. Лоуд и сама не терялась — там барка, никуда не делась. Хвостатые дарки обходили цель мористее, оборотень точно так же сделала бы.
На выходе из бухты волнение стало сильнее — Лоуд мягко взлетала с волной и видела огни на мачтах. Рядом с баркой стоял на якоре один из диер — кажется, «Каппа» — оборотень слегка путалась в опознаниях: из мешка силуэты кораблей не очень-то удобно изучать. Неудачно встали корабли, близковато. Если вахтенные толковые, могут поднять тревогу.
Оборотень ощутила, что тритонов вокруг стало больше — нарочно всплывают, интересно им взглянуть в лицо береговому шпиону. Мелькнуло еще что-то продолговатое, странно безрукое. Ого, дельфины! Значит, не врут моряцкие байки. Один из дельфинов, самый горбатый, мгновенно приблизился, описал круг, кося любопытным глазом. На глянцевой спине разумной рыбы
[2]
лежал тритон. Скользили-струились по спине мокрые кудри, блестела смуглая кожа, непонятного во тьме оттенка, блестело ожерелье на шее. Девка, что ли? Кто их, рыбьехвостых, нравы разберет. Нет, грудка аккуратная, но заметная. Нормальная девка, не ющец какой-нибудь разукрашенный.
Нормальная девка с хвостатыми ногами ласково погладила по шее дельфина, предлагая союзнице цепляться. Оборотень ухмыльнулась и взялась за плавник — не устала, просто интересно же. Морской скакун мягко потянул вперед, показал свою силу — Лоуд удобнее подняла голову — скользили во тьму, приближался огонь на мачте, мелькали спины тритонов, почти не выныривающих, скользящих под водой вблизи — о, боги, какие же они быстрые!
Ближе к барке дельфина пришлось отпустить. Угловатый борт большой лохани заслонял стоящую чуть мористее «Каппу». Лоуд показала знаком, что нужно подождать — старший тритон кивнул. Оборотень лежала на баюкающей воде — то плавно возносилась к звездам, то опускалась в блаженную пропасть моря. На барке движения заметно не было. Спят? Второй, блеклый, фонарь горел на корме. Ну, спят — не спят, пора рискнуть.
Лоуд плыла медленно, стараясь вообще не плескать. Тритоны исчезли — скользили где-то в глубине. Интересно, что они думают, глядя на мужское тело, одетое лишь в ремень с ножом? Наверное, морщатся — бледная двуногая тварь без единого плавника. Кстати, нож в воде как-то иначе нужно носить, а то норовит и не-плавник отбить. Помнила ведь пустоголовая оборотень что-то важное о морских ножах, да забыла…
Корпус барки, грубый, в толстом слое смолы… Шелест брезгующих разбиваться о нелепое корыто волн. Якорный канат, но по нему лезть неблагоразумно — скорее всего, один из вахтенных именно на носу и сидит. Лоуд направилась ближе к корме: там низкая надстройка, должна от взглядов прикрыть. Хоть частично…
Коснулась смолистой шкуры корпуса — уныло поскрипывала барка, на жизнь жаловалась. Сейчас поможем. Возникли рядом тритоны, глянул вопросительно красавец с темным точеным лицом — Лоуд кивнула. Подняли из воды — бережно, в восемь рук, нижние тритоны поднимали уже своих собратьев, оборотню показалось, что она взлетает на вершине живой пирамиды растущей вдоль черного борта. Вот и планширь…
…Скрипел, покачивался широкий корпус барки — висел на борту бледной личинкой голый человек, заглядывал осторожно, ждал, когда с него вода стечет. Лоуд слышала негромкий разговор, но вахтенных не видела. На борту должно быть не меньше пяти рыл…
Подтянувшись, оборотень закинула ногу на планширь — эх, ублёвое дело, тело-то мускулистое, а силы ему от какого-то иного, куда поскромней, достались. Ничего, справимся…
Влажные следы на палубе — Лоуд старалась шагать в тени надстройки. Вахтенных теперь видела: и точно, сидели на носу, на ящике (рундук? есть такое слово). Языки чешут, братья подзаглотные, служба им не указ. Но как к ним на нож подойти?
В раздумьях оборотень обогнула надстройку — палуба была завалена опутанным веревками грузом. Хотя часть храмового имущества и смыл шторм, но сколько же дряни еще осталось. Лоуд осторожно переступила через привязанную к палубе конструкцию: похоже, и здесь части той деревянной шмонды, что и «Фос» на себе тащит. Из надстройки доносилось похрапывание — спят остальные моряки. Ну, пора оборотню рискнуть, истинно показать, что не в голове ее сила…
Негромко скрипнула дверь неуклюжей надстройки — вахтенные, прервав на полуслове спор, повернули головы — у двери стояла баба — видать, только вышла, голая, фигуристая. Стояла, лениво поправляла пышные кудри. Моряки — лысый и тощий — приоткрыв рты, думали одну мысль — откуда?! Неужто, десятник себе притащил? Как? Когда? А поделиться?! Баба, зевнула, потянулась — волнительно качнулась грудь. Святое Слово свидетель — таких сытых жриц и в храме не найти. Красавица глянула на вахтенных, улыбнулась и неспешно пошла к очумевшим братьям. Собственно, все разом к ним пошло: баба, груди, ляжки, ягодицы, и все это счастье упруго покачивалось само собой. А баба всё красуется, всё волосы поправляет, поправляет… Онемевшие моряки начали подниматься навстречу…