Я начал считать, сколько ульверов так или иначе покинули хирд с того момента, как я встал под парус Альрика. Трое погибло в сражении за ярла Сигарра: Йодур-мечник, Эйрик Секира и Оддр. Ивар остался в селении Сигарра, решил поменять меч на соху. Лейф Ящерица бросил нас в Хандельсби. Хвит, Ларс и Трюггве полегли на туманном острове. И Халле — в болотах Бриттланда. Девять. Девять ульверов. Нас осталось тринадцать, из них трое пришли после меня. И это всего за два года.
И некому воспеть имена погибших, некому ободрить выживших.
Хёвдинг вернулся ближе к ночи грязный, вымокший, злой. Принес медную фибулу от плаща Халле. Больше ничего не нашел.
— В Сторборге принесем жертву Нарлу. Может, отыщет он Рыбака и заберет себе? — предложил Вепрь. На том и порешили.
За ночь злые чары окончательно спали с нас, так что наутро изрядно проголодавшиеся ульверы смели все, что успел приготовить Вепрь, и мы пошли снова в Сторборг. К рунному дому.
На сей раз нас встречали радушнее. На пристани стояли незнакомые с виду ребята, но я заметил, как один из них метнулся в рунный дом, а остальные подошли к самому берегу, чтобы поприветствовать нас.
— О, а вон и тот коротыш, что с Фастгером в кнаттлейк бился! — услыхал я. И даже немного приободрился. Запомнили-таки, сучьи дети.
Мы неторопливо подошли вплотную к пирсу, закрепили Волчару веревкой. Альрик все еще был не в духе, так что растолкал парней, что рунами были наравне с ними.
— Старшего позвали? — спросил он. — В тот раз я с Сигрёдом говорил.
— Позвали! — осклабился ближайший. — И кое-кто еще хочет поговорить с вами.
Альрик обернулся на меня:
— Ты, Энок и Сварт! Со мной.
Назвал именно тех, кто в прошлый приезд в кнаттлейк с местными играл. Видать, боялся, что не удержатся они и побьют нас.
Сигрёд, такой же заросший и мохнатый, уже спешил из рунного дома, похлопал Альрика по плечу, заглянул в бочки, рассмеялся:
— Мшины! Да какие отборные! Отличный улов.
— Взамен своего хирдмана там оставил, — буркнул хёвдинг. — Сколько заплатишь?
— Да уж поболе прежнего! Идем, обсудим плату за элем.
Альрик кивнул нам, чтоб тащили за ним тварей, сам одну прихватил, повесил за веревку на плечо, и пусть она брюхом волочется по земле, поди, не сдохнет за такой срок. Я взял вторую, а Энок со Свартом поволокли третью.
За высоким частоколом я увидел не рунный дом, а целый рунный город. От пристани к воротам вела отличная выложенная камнем дорога, да не простым, а красивым желтым. Промеж была засыпана мелкая галька, от того тут можно было ездить вплоть до снегов, неважно, льют ли дожди или стоит засуха. Дорога тянулась и за воротами, переходя в широкую улицу. В конце улицы красовался огромный бревенчатый дом с черепичной крышей, в таком и конунгу незазорно жить. От основной дороги в стороны расходились узенькие улочки, где стояли обычные мазанки с соломенными крышами и стенами, выкрашенными в разные цвета. Чаще всего попадались белые, но были и красные, и желтые, и даже синие.
Вдоль главной дороги стояли лавки и с одеждой яркой, и с кольчугами, и с оружием. Даже с лепешками, сырами и овощами была лавка. Впрочем, огородов-то тут не было, скотина не мычала, не блеяла.
Из домов выходили норды, большая часть была в моих летах, но попадались и совсем взрослые мужики, перевалившие за второй десяток. Они смотрели на нас, на тварей, обсуждали, кому они достанутся, называли какие-то имена, некоторые даже дошли до ругани, причем до низкой, за которую я бы и прирезать мог. Но эти покидали бранные слова, помахали кулаками перед носами да и разошлись. У меня аж глаз зачесался от такого.
Сигрёд Лохматый всё распинался перед Альриком, какая нынешняя молодежь никчемная да бесполезная.
— Поверишь ли, один трехрунный чуть не полдня скримсла вашего кромсал. Никак не мог наловчиться и проткнуть его. После заставил его седьмицу с копьем работать.
Я чуть не зарычал с досады. Да лучше б мы того скримсла Рыбаку отдали! Или сразу двух. Тогда бы он цел остался, да и твари не такая позорная смерть бы досталась. Неделю с копьем! Тоже мне наказание. Когда я прожил десятую зиму, отец впервые дал свое боевое копье. Я его даже удержать толком не мог, такое оно было тяжелое, но из рук не выпускал. Так и таскался с ним повсюду, то на плече волок, то наперевес двумя руками носил. И через семь дней отец дал копье в мой рост, сам древко вытесал, у кузнеца железное острие заказал, сам заточил. После отцовского новое копье легче перышка показалось. И сколько я с ним занимался! Сколько мешков с соломой изрубил! А уж учился бросать так, что на другой день руку поднять не мог.
Дотащили тварей до большого дома, там их у нас забрали. Сигрёд мотнул головой в сторону небольшой таверны.
— Ну что, брат-норд! Теперь обсудим плату! Знаю-знаю, что пить ты умеешь и за каждую монету биться будешь. Так с пивом да с мясом приятнее будет.
Альрик с сомнением посмотрел на нас. И тут из местной ребятни вылез наш знакомец — Плоский Нос. Имя его я запамятовал.
— Хэй! Безумец!
А позади него парни, которые с ним в тройке были. Тоже зубы скалят. Вроде как радуются.