Сага о Бриттланде

Альрик тем временем пояснял, что отныне бритты — под нашей рукой и жизнь их легкой не будет, но старых обид он тут не потерпит. Если кто не в силах жить с нордами и учиться у нордов, пусть тот уйдет вместе с Фарлеем. Если кто останется, то он не должен таить злобы. За попытку убить кого-то из наших — смерть сразу. Если же кто из наших обидит бритта, то пусть обиженный идет к Альрику, и тот рассудит по справедливости.

Уж не знаю, насколько ему поверили, но после увиденных боев никто из бриттов возражать не стал. Каждый из них знал, на что соглашался.

Глава 7

Фарлей Рыжий взял в напарники одного бритта и нашего Вепря и пошел по лесным убежищам, мы же взялись обучать новоприбывших. Живодер оказался крайне полезным в лечении всяческих ран, он умел и вывихи вправлять, и носы чинить, и раны шить, да и травы знал не хуже орсовой женщины. Поди, на себе и своих ранах набил руку. Меня от одного его вида передергивало, особенно когда он мерзенько улыбался, провожая взглядом, будто бы не мог дождаться повторного боя.

Впрочем, все старались держаться от Живодера подальше, даже бритты, что пришли вместе с ним. А ему было плевать. Каждый вечер он подходил к Леофсуну или кому-то еще, кто знает оба языка, и выпытывал новые слова, повторял их вслух по несколько раз, пытался складывать фразы. И всё поглядывал на меня.

Как-то Манвин снова затянул рассказ про богинь бриттов:

— Давным-давно, когда богиня Дану уже сложила мир из тела Ллуда и народила немало новых богов, посмотрела Домну из бездны и увидела прекрасную землю, полную высоких гор, полноводных рек, зеленых лесов, увидела множество зверей, которые хоть и напоминали фоморов, но были намного красивее. У них были гармоничные тела, внутри текла красная кровь, а сверху они были покрыты мягким мехом. Домну увидела птиц, каждое перо которых сплетено с любовью и вниманием. Домну увидела красоту дня и прелесть звездной ночи, почувствовала ароматы цветов и дыхание ветра, позавидовала она, захотела забрать себе эти земли. И из бездны на землю хлынули полчища фоморов, где были и твари, и детища Домну.

И случилась великая битва. Фоморов в этом бою погибло больше, чем звезд на небе, чем снежинок в длинную зимнюю ночь, чем волн во время бури, чем песчинок на морском берегу. Оставшиеся твари — это лишь крохи, уцелевшие после той битвы.

Еще до битвы богини поклялись, что более не ступят на земли друг друга, пока не иссякнут войска проигравшего до единого существа. Так что новой великой битвы не будет до тех пор, пока люди не убьют всех тварей до последней. Но с каждым убитым фомором близится конец века Дану, когда летом перестанут расцветать цветы, коровы не будут давать молока, женщины потеряют стыд, мужчины сделаются слабыми и дряхлыми, на деревьях не будет плодов, а в море не будет рыбы, старики будут давать глупые советы, законники — издавать несправедливые законы, воины — предавать друга, все люди сделаются ворами и лжецами, и на земле не останется ни чести, ни добродетели…

Живодер рассмеялся и заговорил на путаном бриттском. Манвин с каждым услышанным словом всё больше краснел, злился и тряс своей бороденкой.

— Что там? — спросил я у Рыси. А тот сидел, раскрыв рот, и не слышал меня. — Леофсун!

— А?

— Что говорит Живодер?

— Говорит, что Манвин знает о богах меньше, чем дерьмо, вываливающееся из задницы Живодера. Что это все сказки для детишек и таких пустобрехов, как Манвин. И бритты потому сидят по лесам, что поверили бестолковой Дану.

— А как на самом деле?

Живодер вскочил на стол и заговорил, активно помогая себе жестами.

— Дану и ее жалкий муж Ллуд — всего лишь порождения Домну. Побег из Бездны, смерть Ллуда, создание мира из его тела — дело рук великой Домну. Все, что ты видишь вокруг: небо, солнце, звери, птицы, твари, люди, — создано по воле Домну.

Леофсун едва успевал переводить пылкую речь Живодера.