Сага о девочках. Песнь первая

Я немного помедлил, но всё же пошёл открывать дверь. Я бы и не стал её открывать. Тем более, что видеть Мадам я не желал совершенно. Но тут воспитание категорически запротестовало против такого вопиющего нарушения правил приличия.

– Чего это ты выжидал? Не рад меня видеть? – недовольно поинтересовалась Мадам.

– Да. Не рад, – буркнул я и даже не попытался начать искать повод выпроводить её как можно быстрее.

– А я вот тебя всегда видеть очень рада.

– И что с того? Чего тебе от меня ещё надо?

– Ты так бесишься из-за того, что у меня отец нейротнасмиттеры спонсирует, или из-за того, что я – тайный агент?

– Слышала такое слово – синергия?

– Ну агент я, агент. А ничего тебе не говорила, потому что ждала подходящий случай.

– Вот и дождалась. Сейчас случай подходяще некуда.

– Нет. Это не тот случай.

– Да мне пофиг. Мне уже всё равно. Мне уже вообще ничего не надо.

– Ладно, меня тебе не надо. Но отомстить-то тебе всё ещё надо? Или желание поиграть в шпионов это единственное, что для тебя важно?

– А я отомщу. Я найду способ отомстить и без вашей помощи. И без твоей, и организации. Не такой уж я и тупой. На это мозгов хватит даже у такого придурка, как я.

– Остынь. Ты вот накрутил себя на ровном месте.

– Я? Накрутил? Да что ты знаешь о ровном месте? У тебя когда-нибудь на руках кошкодевочка умирала?

– Вообще-то у меня на руках ты умирал!

– О-оо, нашла что сравнивать. Какого-то чувака и бедное беззащитное животное.

– То-то ты на лестнице такой весь защищённый был. Так, ты, думаешь, что если тебя не назначат тайным агентом, то ты не сможешь отомстить?

– Как мне отомстить, если я фигнёй целыми днями за компьютером страдаю? Файлики расшифровываю.

– Сегодня. Вот сегодня, ты, попробовал побыть в роли агента. Вот как тебе? Было интересно? Было увлекательно? Нервы щекотало? Чувствовал, как по краю ходишь?

– Чего? Какому ещё краю? Мы с тобой ерундой весь вечер занимались, ели и здоровались со всеми подряд.

– А вот это и есть моя работа. Со всеми здороваться и слушать. Вернее – подслушивать. Это я всё делаю для того, чтобы и у тебя была работа.

– А я-то с какого боку?

– А кто потом всё сводит воедино и выводы делает? Кто, Сешат? Маркиз? Они людей очень плохо понимают. И только и могут, что первичную обработку проводить. А по-настоящему извлекать информацию стали только когда ты этим занялся. А так у нас сплошные викторины были, да мозговые штурмы, как правильно и что именно интерпретировать.

– А это ты специально мне недоплачивала, чтобы потом меня оборванца за деньги завербовать можно было?

– Нет. Я тебе уже объясняла. Всё это никакого отношения к организации не имело. Это всё моя глупость была.

– Ну а теперь? Теперь ты поумнела?

– Да. Теперь я стала намного умнее. И я теперь всё знаю.

– И что же такое ты знаешь?

– Я знаю, что я тебя безумно люблю! – мадам бросилась мне в объятия.

Её напористая атака с целью меня поцеловать была встречена мною холодно. С одной стороны, целовать мадам было очень приятно. Но вот с другой стороны, мне её целовать совершенно не хотелось. Я попытался как-то отстраниться от участия в процессе выражения знаков особого расположения.

– Да что с тобой? Что не так? – жалобно спросила Мадам, сопротивляясь моей попытке отодвинуть её от себя.

– Прости, – никакой щадящей причины я назвать не мог, а быть грубым не хотел.

– И не подумаю. Ты не заслуживаешь прощения. – Мадам всё никак не желал от меня отцепиться, и не позволяла мне отстраниться от неё.

– Я так не могу, – тихо пояснил я ей, и, с большим трудом, всё же отцепил эти слабые нежные руки от своих плеч.

– Что ты не можешь? Вот что? Быть нормальным не можешь? – глаза Мадам полыхали адским огнём, – Может тебе надо помочь? Или тебя надо побить? Если я тебя побью, как ты, наверное, в тайне и мечтаешь, ты придёшь в себя?

– Если ты меня побьёшь, я наоборот – уйду в себя. И уйду на долго. Может, даже, навсегда. И я вовсе не метаю о таком.

– А что тогда с тобой делать? Я уже пробовала быть с тобой слабой и беззащитной, тебя это не привлекло. А теперь мне надо попробовать быть с тобой сильной и грубой? Может, ты, намекаешь, чтобы я стала твоей госпожой и сделала тебе больно?

– Ни на что я такое не намекаю. И я, что-то, не припомню, когда это ты была слабой и беззащитной. А больно, ты, мне уже сделала. Спасибо.

– Я? Когда я тебе сделала? – огромные глаза Мадам стали очень огромными от удивления

– Это уже не важно.

– Нет! Это очень важно. И важно это для нас обоих.

– Я не хочу с тобой ни о чём говорить, ни выяснять ничего. Пусти меня.

– Куда тебя пустить?

– Просто – отпусти.

– Говори прямо. Что значит для тебя – отпустить? Ты хочешь, чтобы я ушла сама, или сам хочешь от меня уйти?

– А если я попрошу, ты уйдёшь? – глядя в пол, спросил я без особой надежды.

– Обойдёшься. Рубашку давай и вали на свой пол спать, там тебе, тряпке, самое место!

Мадам сурово разделась. Можно даже сказать, что она принципиально обнажилась. Воинственно, категорически агрессивно сняла с себя у меня на глазах всю, ну вообще всю, одежду, и гордо расправив плечи, понесла свой бюст в ванную: