Сага о двух хевдингах (СИ)

— Зачем столько плыть, чтоб есть и пить то, что уже сотню раз едено и пивано! — перебил его чернявый, кому нордский явно был неродным. — Вы же к живичам идете! Так пожалуйте ко мне, распробуете лучшие живичские блюда, подивитесь на печь, с которой спать тепло, будто у матери под боком!

— Печь! Эка невидаль. Наш нордский очаг зачем-то испохабили камнями и глиной, крышку придумали, вот и вся печь. Дымит, коптит, а не греет. А у меня девки, знаете, какие жаркие! Без одеял можно спать! И девки всякие: хошь живичские, хошь нордские, хошь еще какие!

— А черных нету! Только у меня есть черная девка, вся как уголек, только зубы белые.

— Вот и все твое богатство: черная девка. А пиво у тебя снулое, на лягушках настоянное.

— Не слушайте его, брехуна рыжего. Зачем же на лягушках? На ягодах и на травах, да такое, что рот сам добавки просит.

Слушал я их перебранку, слушал, потом махнул чернявому. Тот обрадовался и повел к одному из тех длинных домов. Гостей, кроме нас, у него не было, так что мы могли выбрать любые кровати, чтоб лечь. Поглядел я и на те печи. И впрямь ничего особенного, просто с одной стороны очага из камней и глины сложена эдакая чаша, поставленная на бок. Но чернявый нас уверил, что еда в такой печи намного вкуснее той, что на очаге готовится.

Ульверов, конечно, больше черная девка интересовала, но мне она вовсе не глянулась. Мелкая, тощая, вся трясется то ли от холода, то ли со страху, и не как уголек черная, а скорее серая, носом шмыгает, с ноги на ногу переступает. Сколько зим ей было? Хорошо, хотя б двенадцать прожила. Пальцем я ее, конечно, потыкал, щеку слюной потер, вот и весь интерес. Но то я! Я ж черных людей не в первый раз вижу. А вот ульверы наши ее как диковинку разглядывали, смеялись, крутили так и сяк, юбку задирали. Но всё остальное у девки было точь-в-точь как у наших.

Пока парни забавлялись с девкой, я спросил у хозяина, неужто они всегда с нордом так за гостей воюют?

— Нет, — рассмеялся живич. — Обычно тут столько кораблей стоит, что у нас даже на полу люди спят. Только на первый по весне корабль у нас с Бьорном заклад особый: кто к себе людей зазвать сумеет, тот может у другого что-то нужное забрать. Я уже три раза заклад проигрывал, потому прошлым летом сам съездил в Раудборг, прикупил эту черную девку. Три цены заплатил, зато одолел Бьорна.

— Понятно, — кивнул я. — Что-то вы не больно похожи на вингсвейтар. Неужто это другой остров?

Рассмеялся живич, похлопал себя по плотному животу.

— Нечасто меня с вингсвейтаром сравнивают. Нет, здесь обычное поселение, чтоб проходящим купцам было где отдохнуть, продать или прикупить новое. А вингсвейтары на горе живут! Сюда не каждый день спускаются. Коли нужно, так я с вами мальчишку отправлю, он дорогу укажет.

Я торопиться не стал, для начала прошелся по нижнему поселку, посмотрел на живичей да на товары. Люди тут и впрямь были всякие, но нордский так или иначе разумели все. Детей, стариков и обычных женщин с платками почти что не было, только гулящие девки, купцы и всяческие мастера. Меня не раз окрикивали, предлагали помочь с осмотром и починкой корабля, с заточкой оружия, скорняки, кожевенники, кузнецы… Все так или иначе были связаны с воинским делом. А потом я увидел хускарла, выделяющегося высокими рунами и видом среди здешних жителей. Он был очень высок, из-под плаща виднелась кольчуга из толстых колец, на голове шлем с бармицей, на поясе — длинный меч, небольшой топорик и нож. И зачем ему броня с оружием здесь, на острове вингсвейтаров?

Торговцы рассыпались сладкими речами, показывали свой товар, но я приметил, как некоторые из них самые дорогие вещи незаметно убрали со столов. Девки, до того наседавшие на меня, вдруг рассыпались в стороны, разлетелись, как встревоженные птицы.

— Не до вас, — густым басом отверг славословия купцов воин. — Слыхал я, корабли пришли.

Говорил он на нордском.

Ему тут же сообщили, что корабли пришли, и вот стоит человек с одного из них, указывая на меня.

Этот великан смерил меня презрительным взглядом.

— Норд? Живич? Веди меня к своему хёвдингу!

И добавил что-то на другом языке. Наверное, повторил то же на живом. Только непонятно мне было, с чего бы ему так задаваться на ровном месте? Мои девять рун выглядят ничуть не хуже его девяти.

— Я и есть хёвдинг, — сказал я, выпятив грудь.

Как обидно, что я не догадался надеть на себя броню, а заодно серебряных браслетов и шелковых рубах! Стою нынче перед этим громилой так, словно мальчишка-пахарь, впервые из родной деревни вышедший.

— Чушь не неси! Веди к хёвдингу! Скажу ему, чтоб хирдманов своих строже держал!

— Уже сказал. И я услышал. Видать, надо и мне заглянуть к вингсвейтарам, с их хёвдингом поговорить. Неласково гостей встречают знаменитые воины.

Парень замолчал, потом спросил:

— Как тебя звать, из какого хирда?

— Сначала ты представься. По обычаю кто спрашивает, тот первым имя говорит.

— Меня тут все знают. Зовут меня Гуннвид, сын Стюрбьёрна Сильного, главы вингсвейтаров.

Неужто еще один Скирикр? Нет, всё же стоит сыновей отдавать на воспитание другим людям, иначе дома забалуют.