— А если я скотину или домочадцев порву? Такой позор — обидеть хозяина, что принял в свой дом.
Я оборвал их причитания.
— Вернусь от Хотевита, сходим к живичским жрецам. Может, у них есть способ тебя излечить? — Я вспомнил слова Тулле про валландского бога и добавил: — Вдруг бусы Эмануэля перестали помогать, потому что тут наши боги слабее? Тогда живичские боги подскажут, что делать.
— Убить меня надо.
— Убьем. Я сам и убью, — заверил я Альрика. — Стану хельтом и встану на твое место. Но не сейчас, а когда тварь верх над тобой возьмет.
Беззащитный поднял голову и усмехнулся:
— А силенок-то хватит? Ты пока меня ни разу не одолел. Сладишь, только если я сам голову под меч подставлю.
И тут же резко заговорил о другом.
— Ты купцу тому расскажи про друлингов и про скарб, что забрал у них. Не приведи Фомрир, кто из купцов узнает товар и обвинит ульверов в ограблении своего корабля! А такое может случиться, ведь с друлингов спросить не выйдет, а мы — вот они, прямо у них под боком. Еще вот о чем подумай: кто рассказал Хотевиту про наш хирд? Не из-за вингсвейтар он нас позвал, ведь вингсвейтары думают, что ты хёвдинг. Значит, это кто-то из старых знакомых, что не ведает о переменах в хирде. Добро, если друг, а если враг? Враг в приятелях у Хотевита, чей род не последний вес в городе имеет! Как бы не пришлось уносить ноги.
— Может, тогда подарки ему не из друлингового скарба выбирать, а из другого?
— Тут не угадаешь. Лучше возьми отовсюду понемногу. Дари, лишь когда поймешь, кто ему про наш хирд поведал. Если друг, тогда лучше из друлингового, заодно расскажешь, как мы гнездо разбойничье почистили. А если враг, то лучше из другого, чтоб живичи обвинить не могли.
— Да как же понять, кто ему набрехал про ульверов? Давай вместе пойдем!
— Чтоб наверняка с живичами рассориться? Нет уж. Теперь сам справляйся. Херлиф и Леофсун помогут.
Наконец вернулся Эгиль с рабом Держко, и мы двинулись в гости к Хотевиту. Хотя я все же чуть не отказался от предложенной чести, как увидел, что всадники вскочили на коней и хотели было тронуться в путь. Это что же, я, как последний раб, должен бежать за лошадьми? Да ни в жизни. И так согласился пойти к какому-то купцу без толкового наряда, без сапогов, в конце концов! Еще ниже опускаться я не хотел.
Живичи пошли нам навстречу. Младший съездил куда-то и быстро вернулся с тремя оседланными лошадьми: для меня, Простодушного и Рыси, а Держко как раз положено бежать за конными. Хотя я давно уже не ездил на четвероногой лошади, больше привык к морскому скакуну, но навыки не растерял: легко взлетел в седло, стиснул бока ногами, опасаясь передавить, взял в руки узду. Херлиф тоже не растерялся, а вот Рысь, вскарабкавшись на свою кобылу, сидел в седле весьма неуверенно. Его ноги болтались тряпками, узду он тянул и держался так крепко, что пальцы побелели. Он так давно в хирде, что никто уж не вспоминал о его прошлом, а ведь он был рабом. Его не учили ездить верхом. Херлиф подъехал к Рыси, коротко объяснил, что нужно делать. Леофсун выпрямился, напряг ноги, сжимая бока лошади, высвободил узду, придерживая ее двумя пальцами, но стоило нам только тронуться, как вокруг раздались смешки: бритт трюхал на спине, как мешок с тряпьем.
Так мы и поехали через мост на Вечевую сторону.
С «Сокола» мост казался надежным и прочным, ведь я своими глазами видел толстенные деревянные опоры, а вот сверху мне все время чудилось, что еще немного, и мост проломится под тяжестью всадников, телег, спешащих людей. Утешало спокойствие прохожих, видать, они не раз ходили туда-сюда и остались целы.
Потом крепкие распахнутые ворота, где наши провожатые показали стражникам знак, начертанный на куске кожи. Наверное, тоже какие-то слова, которые можно передавать не ртом, а рисунками. Затем узкий проход в семь шагов, и мы выехали на широкую дорогу.
Я старался выглядеть спокойно и уверенно, хотя сама дорога была чистой и сложенной из дерева, а вдоль нее высились громадные дома в два или даже три яруса, большинство деревянные, но я видел и каменные хоромы с красной дранкой поверху. Оконца маленькие, зато с резными коньками на крыше, с витыми узорчатыми столбами на крыльце. Люди тут все ходили в красивых сапогах, даже безрунные попадались не босые, а в обувке. Рубахи и платья у всех были не просто крашеные, а с узорами выбитыми, не вышитыми. Шапки с мехом у мужиков, яркие платки у баб, у девушек, что ходили простоволосыми, переливчатые бусы.
И снова злоба взяла меня. Почему у живичей земля богаче, чем наша? Почему их города выглядят радостнее наших? Сравнить хотя бы пристань Велигорода и пристань Сторбаша. Почему тут столько кораблей толпится, паруса мелькают по реке, люда видимо-невидимо, а в моем городе всё бедным кажется? Тут ведь даже моря нет, до него вон сколько плыть по двум рекам и озеру. Может, не на Бриттланд нам надо глядеть, а на Альфарики? Может, проще оставить острова напирающим тварям, а самим сесть на корабли и пойти сюда? Или мы не воины? Неужто не сможем одолеть здешних дружинников? К тому же у них ни ярлов, ни конунгов нет.