Время от времени он бросал взгляд на темные, смутно различимые лица, окружавшие стол, на котором стояли часы и были разбросаны замысловатые инструменты для пыток. Это были лица аристократов Цеха Воров, людей с лукавыми глазами и впалыми щеками, которые соперничали друг с другом в богатстве и замусоленности своих нарядов. Мерцающий свет факелов выхватывал из темноты грязновато-красные и лиловые пятна, потускневшее серебро и позолоту. Однако за этими бесстрастными масками Фафхрд ощущал неуверенность. Только Слевьяс, сидевший в кресле покойного Кроваса, казался действительно спокойным и владеющим собой. Небрежным тоном он расспрашивал какого-то мелкого воришку, униженно стоявшего перед ним на коленях.
— Неужто ты и в самом деле такой трус, каким пытаешься казаться? — осведомился он. — Ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты испугался пустого подвала?
— Магистр, я не трус, — с мольбой в голосе ответил вор. — Я прошел по следам, которые оставил в пыли Северянин, по узкому коридору и спустился по старой, давно забытой лестнице. Но никто не может слышать без ужаса эти странные, тонкие голоса, этот перестук костей. У меня перехватило дыхание от сухого воздуха, порыв ветра загасил мой факел. Они начали хихикать мне в лицо. Магистр, я скорее попытаюсь украсть драгоценный камень, бдительно охраняемый коброй, если ты прикажешь. Но снова спускаться в эту тьму я не в силах.
Фафхрд увидел, как сжались губы Слевьяса, и уже готов был услышать приговор, вынесенный несчастному воришке, но тут зашумела сидевшая вокруг стола знать.
— Быть может, в этом что-то и есть, — проговорил один. — В конце концов, кто знает, что может быть в этих подвалах, которые случайно обнаружил Северянин?
— До прошлой ночи мы и не ведали об их существовании, — поддержал другой. — В девственной вековой пыли могут таиться странные вещи.
— Прошлой ночью, — добавил третий, — мы лишь посмеялись над рассказом Фиссифа. Однако на шее у Кроваса были следы не то когтей, не то костей.
Казалось, из подвала далеко внизу поднимаются миазмы ужаса. Голоса аристократов звучали угрюмо. Рядовые воры, стоявшие у стен с факелами и оружием, были явно охвачены суеверным страхом. И опять Слевьяс заколебался, хотя в отличие от остальных он казался скорее смущенным, чем испуганным. В наступившем молчании гулко звенели падающие капли. Фафхрд решил половить немного рыбку в мутной воде.
— Я могу поведать вам о том, что обнаружил в подвале, — низким голосом проговорил он. — Но сначала скажите: где вы хороните своих покойников?
Сидевшие в комнате уставились на него оценивающими взглядами. Это были первые слова варвара после того, как он пришел в чувство. Его вопрос остался без ответа, но говорить ему разрешили. Даже Слевьяс, который, вертя в руках тиски для расплющивания больших пальцев, нахмурился при словах Фафхрда, не возражал. А послушать Фафхрда стоило. Речь его звучала глухо, напоминая о севере и Стылых Пустошах, со свойственными скальдам драматическими акцентами. Он подробно рассказал о том, как побывал в глубоких темных подвалах. Конечно, он кое-что приукрасил для пущего эффекта, отчего все приключение приобрело оттенок мрачной эпопеи. Рядовые воры, непривычные к такой манере изложения, смотрели на него открыв рот. Люди вокруг стола сидели совершенно неподвижно. Чтобы выиграть время, Фафхрд старался рассказывать как можно дольше.
Во время пауз стука капель в водяных часах уже не было слышно. Но зато чуткий слух Фафхрда уловил скрежет, словно терся камень о камень. Его слушатели, похоже, этого не заметили, но Фафхрд понял, что это открывается каменная панель в алькове, все еще закрытом черными шторами.
Его рассказ как раз достиг апогея.
— Там, в этих забытых подвалах, — тоном ниже зазвучал его голос, — обитают живые скелеты древних ланкмарских воров. Давным-давно лежат они там, источая ненависть за то, что вы о них забыли. Украшенный драгоценностями череп принадлежал их брату Омфалу. Разве Кровас не говорил вам, что план его похищения был передан из туманного прошлого? Омфал должен был вернуться к своим братьям. Вместо этого Кровас осквернил его, выломав несколько драгоценных камней. Из-за этого оскорбления кости, которые когда-то были руками, приобрели сверхъестественную силу и умертвили его. Где сейчас череп, мне неизвестно. Но если он еще не возвращен на место, те, что внизу, явятся за ним этой же ночью. И тогда уж пощады не ждите.
И тут слова застряли у Фафхрда в горле. Его решающий довод, который по мысли Фафхрда должен был привести его к освобождению, так и остался невысказанным. Дело в том, что перед черной шторой алькова прямо в воздухе повис череп Омфала, сверкая своими самоцветными глазами, причем свет в них был явно не только отраженный. Воры проследили за взглядом Фафхрда, и тишину прорезал сип втягиваемого в легкие воздуха — это был вздох страха, страха столь всеобъемлющего и цепенящего, что паника стихла, так и не успев разразиться. Он был сродни страху, который они испытывали к своему магистру, только усиленный во много раз.
И затем из черепа раздался высокий жалобный голос: