Наконец остатки ночного, вернее, колдовского тумана рассеялись, и Фафхрд с Мышеловом обнаружили, что стоят среди трех трупов в полной тишине, которая, казалось, наполняла не только комнату, но и весь дом. Даже лава из реторт начала застывать, а стол перестал дымиться.
Их безумие и ярость исчезли – испарились до последней красной искорки в глазах, насытившись даже сверх меры. Убивать Кроваса или кого-нибудь еще из воров им уже хотелось не больше, чем прихлопнуть муху. Внутренне ужаснувшись, Фафхрд вспомнил жалкое личико мальчугана, которого он убил в приступе неистовой ярости.
Души друзей переполняло горе, которое не только не утихло, но стало даже глубже, – горе, да еще растущее отвращение ко всему, что их окружало – к мертвецам, перевернутой вверх дном лаборатории мага, к Дому Вора, ко всему Ланкмару до последнего зловонного закоулка и окутанной туманом верхушки крыши.
Зашипев от гадливости. Мышелов выдернул Скальпель из трупов обоих грызунов, вытер его о первую попавшуюся тряпку и вложил в ножны. Фафхрд тоже наскоро обтер Серый Прутик и последовал примеру Мышелова. Затем друзья подобрали свои кинжалы, когда рассеялась паутина, но лишь мельком взглянули в место, откуда торчал нож Вланы. Однако на столе они увидели ее отделанный серебром кошелек из черного бархата и пояс, наполовину залитый лавой, а также принадлежавшую Ивриане шкатулку из голубой эмали, инкрустированной серебром. Друзья высыпали из них камни Дженгао и забрали их с собой.
Не проронив ни звука, как и в те минуты, когда огонь пожирал уютное гнездышко Мышелова позади «Угря», но чувствуя еще большее родство душ, еще более сильную привязанность друг к другу, друзья понурившись, медленными, усталыми, чуть ускоряющимися шагами вышли из лаборатории мага и двинулись по устланному толстыми коврами коридору, мимо дубовой, обитой железом двери комнаты с картой, мимо других запертых молчавших дверей – весь Цех явно находился в ужасе от Христомило, его заклинаний и крыс, – еще немного быстрее спустились по гулкой лестнице, прошли по нижнему коридору с голым полом мимо закрытых, мирных дверей, стараясь ступать помягче, но все равно почему-то громко топоча, затем под опустевшей, выжженной нишей над дверью и, оказавшись на Грошовой, повернули налево, к северу, поскольку так было ближе всего до улицы Богов, а там свернули направо, к востоку – не встретив на широкой улице ни живой души, кроме тощего, сутулого мальчишки, который уныло мел землю перед винным подвальчиком в тусклом розоватом свете зари, неспешно сочившемся с востока, да нескольких храпящих и сопящих фигур, валявшихся в канавах и под темными портиками – да, они свернули по улице Богов направо, к востоку, потому что путь этот вел к Болотной заставе, откуда начиналась Насыпная дорога через Великую Соленую Топь, и, значит, через Болотную заставу друзья могли быстрее всего уйти из великого и славного города, который стал им теперь настолько отвратителен, что они не могли оставаться в нем ни на один пронзительный, свинцовый удар сердца дольше, чем нужно – города их возлюбленных призраков, с которыми им уже не суждено было свидеться.
Мечи против смерти
1. Круговое заклятие
Два воина, высокий и низкорослый, миновали Болотную заставу Ланкмара и двинулись на восток по Насыпной дороге. Свежая кожа и гибкие упругие тела выдавали в них гонцов, однако на лицах спутников была написана чисто мужская горечь и железная решимость.
Сонные охранники в вороненых кирасах не стали приставать к ним с расспросами. Только сумасшедшие, да недоумки по своей воле покидают величайший город Невона, тем более пешком и на заре. К тому же эти двое выглядели весьма устрашающе.
Небесный свод стал уже бледно-розовым, словно шапка пены на хрустальном кубке, наполненном на радость богам искрометным красным вином, и это сияние, продвигаясь к западу, гасило звезды одну за другой. Но не успело солнце окрасить горизонт в алый цвет, как с севера на Внутреннее море налетела черная буря и покатилась в сторону суши. Стало почти так же темно, как ночью, и только молнии пронзали небо, да гром потрясал своим железным щитом. Штормовой ветер нес с моря запах соли, который смешивался с гнилостной вонью болот. Ураган гнул до земли лезвия морской травы и потом бросался в объятия корявых ветвей терновника и ястребиных деревьев. Нагнанная им болотная вода поднялась на целый ярд с северной стороны узкого, извилистого и сверху плоского гребня Насыпной дороги. Вскоре полил проливной дождь.
Воины продолжали идти, не проронив ни слова, лишь расправили плечи и обратили к северу лица, словно приветствуя очистительные ожоги шторма, которые позволяли им хоть немного отвлечься от мучительной боли, терзавшей их мысли и сердца.
– Эй, Фафхрд! – проскрежетал чей-то низкий голос сквозь грохот грома, завывание ветра и стук дождя.
Высокий воин резко повернул голову к югу.
– Эгей, Серый Мышелов!
Низкорослый воин последовал примеру своего спутника.