Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 2

Окинув собравшихся быстрым цепким взглядом, чтобы убедиться, что никто не подслушивает, Пшаури тихо попросил Афрейт:

– Госпожа, не согласишься ли ты, вдобавок ко всем твоим щедротам, оказать мне еще одну любезность? – Она кивнула, и он передал ей лист бумаги, на котором было что-то написано фиолетовыми чернилами. По-видимому, это было письмо, поскольку на нем еще сохранились остатки зеленой восковой печати. – Сохрани это до моего возвращения. А если я не вернусь, что вполне возможно, передай это капитану Фафхрду, если он вернется. Или прочти сама – и покажи госпоже Сиф, если сочтешь нужным.

– Я сделаю, как ты просишь, – ответила она тихо и тут же обычным своим голосом продолжала:

– Сиф, дорогая, не могла бы ты заменить меня и Фафхрда на раскопе? Я дам тебе его кольцо.

– Ну конечно, – немедленно согласилась та, отворачиваясь от матушки Грам, с которой оживленно о чем-то совещалась.

– Теперь пришла моя очередь подумать, а заодно и уложить спать этих двух непоседливых девчонок, поскольку они совершенно измотались. Я отведу их к тебе, Сиф, и устрою там. Скама, спаси меня от отчаяния, если только не будет в твоей воле послать под видом отчаяния вдохновение, – закончила свою мысль Афрейт.

Без долгих церемоний компания разделилась на три группы, и все разошлись в разные стороны: Пшаури двинулся на север, туда, где над горизонтом поднимался столб черного дыма; Сиф, Скаллик и Рилл вернулись на раскоп, Афрейт, Гронигер, два старика и две девочки направились в Соленую Гавань.

Плетясь в хвосте последней группы, Пальчики, которая после слов Афрейт действительно почувствовала чудовищную усталость, вдруг произнесла, громко и четко, но совершенно бессознательно, как человек, разговаривающий во сне:

Когда съест твое сердце пес,

Печень сожрет кот,

Пенис утащит еж,

Крепко тогда уснешь,

Дороги назад не найдешь.

– Ну и стишки же у тебя! – возмутилась Гейл. – О ком это ты? – поинтересовалась она, наморщив носик.

Афрейт спросила:

– Что это за стихотворение, дорогая? Кто тебя ему научил?

По-прежнему слегка нараспев, словно зачарованная, девочка произнесла:

– Это третья строфа квармаллийского заклятия смерти, имеющего силу лишь если его прочитать полностью. – Тут она встрепенулась, несколько раз часто моргнула и словно бы пришла в себя. – Откуда же я его знаю? – спросила она сама себя. – Моя мать родилась в Квармалле, это правда, но мы никогда никому об этом не рассказывали.

– И все же она научила тебя этому заклинанию, – с нажимом произнесла Афрейт.

Пальчики отрицательно покачала головой.

– Моя мать не пользовалась заклинанием смерти и меня никогда ему не учила. Она – белая ведьма, и это чистая правда. – Она озадаченно посмотрела на Гронигера, потом подняла недоумевающий взгляд на Афрейт:

– Почему память куда-то ускользает, когда нужно получить точный ответ на какой-то вопрос? Это потому, что люди не могут жить вечно?

Глава 19

Когда сознание в очередной раз сначала забрезжило, замигало, а потом, вспыхнув, разгорелось ровным ярким пламенем в его усталом мозгу, Мышелов мог бы поклясться, что спит и видит сон, в котором он находится в одной из самых укромных и труднодоступных комнат всего Ланкмара – хорошо ему памятной, хотя он и бывал здесь всего раз в жизни, а ноздри его наполнены характерной для Ланкмара смесью, сочетающей свежесть влажной вспаханной земли, затхлую вонь болота, доносящуюся с Великой Соленой Топи, горьковатый дым множества очагов и душные испарения тел бесчисленных людей и животных. Неужели, будучи без сознания, он одолел две тысячи миль, одну десятую пути вокруг всего Невона? Невероятно, но, с другой стороны, никогда еще не доводилось ему видеть такого подробного и отчетливого сна.

Однако, как известно, Мышелов привык, просыпаясь, не обнаруживать своего присутствия сразу, пока ему не станут окончательно ясны все обстоятельства и его место среди них.