Сага о Годрланде

Ульверы уже захватили всю арену. Простодушный приставил нож к горлу Лукия и что-то втолковывал ему через Хальфсена. Свистун, Слепой и Дударь сгоняли гостей в кучу, а Феликс кричал на фагрском, подгоняя перепуганных господ. А вот воины Брутссонов что-то не спешили нападать на нас

Я потянулся к стае, позвал к себе Квигульва и Трудюра. Еще Дударя, ему давно пора стать хельтом. И трое ульверов тут же перепрыгнули через решетку. Нет, четверо. Еще Живодер.

— Синезуб, возьми! — я указал на копье убитого Силана.

Квигульв единственный, кто пришел на пир без оружия, слишком уж оно приметное было.

Твари, как их там, драпсы, дожрали дохлых прыгунов. Теперь их тела раздулись, как бурдюки, и сожранное месиво ходило внутри ходуном.

Несколько ульверов пробились сквозь людей Брутуса в пристройку, и я слышал через стаю, как они сражаются внутри, чтобы открыть нам проход. А где Ловкач? Где клетусовский воин? И стоило мне подумать о нем, как мой дар нащупал его. Я засомневался на мгновение, но все же втянул его к своим волкам. Поздно сомневаться, теперь он либо с нами, либо мертвец.

— В сторону!

Я отпрыгнул, и Квигульв вогнал копье прямо в раздутое брюхо драпса. Дернул на себя и вытащил его вместе с изрядным куском медленно сползающей твариной плоти, крутанул древко, тупым концом отбил морду вбок, а заодно отряхнул наконечник. Видимо, боги забрали у Синезуба половину разума, чтобы вложить его в мастерство копья. Трудюр быстро, едва заметными ударами, делал насечки на толстой коже ближайшей твари, откуда тягучими толчками выпучивалась густая жижа. Живодер обошел драпсов, запрыгнул на спину одного из них, пробежался к морде, схватился за жвалы одной рукой и вогнал меч прямо в глотку. Тварь это не убило, но заставило позабыть о Трудюре. Дударь же пошел к бойцам.

Ну а теперь можно и подраться!

Я подскочил к твари, которую бил Квигульв. Из ее ран туго вылезала густая жижа. Где у этой мерзости сердца? Но я начал с лап. Запрыгнул на место, где тулово соединялось с пузырем-головой, замахнулся и отсек сразу две лапы. Драпс пробулькал что-то, поднял заднюю часть тела крючком и как плюнет оттуда. Я едва успел отскочить. Квигульв, хвала богам, тоже. Густой шматок растекся по телу дохлого прыгуна. Я снова взлетел на спину драпсу, отсек еще две лапы, увернулся от плевка из задницы и повторял до тех пор, пока тварь не плюхнулась на разбухшее пузо. Она извивалась, как посоленная пиявка, щелкала жвалами и плевалась сгустками, пока мы с Квигульвом ее на пару рубили.

Когда она наконец перестала шевелиться, ее тело исхудало чуть ли не вдвое, вся арена была покрыта плевками. Зато я понял, где хранятся ее сердца — в самой середине бурдючной головы.

Всплеск благодати. Живодер с Трудюром расправились со своей тварью.

— Скоро! Скоро я приду! — орал безумный бритт, полыхая десятой руной.

Дернулась решетка. Я махнул бойцам и Дударю, чтоб шли к нам. Волки знали, что за дверью свои.

Весь покрытый красной кровью оттуда вышел Вепрь, но то была не его кровь.

— Тут клетки с тварями. Как с ними быть?

— Где бойцы?

Норд поспешил ко мне:

— Ты хёвдинг?

— Я! Где вас держали?

— Не в клетях. Мы же не рабы… не все рабы. Выходим сражаться по доброй воле.

— Продавать свой меч на потеху, — я покачал головой. — Где?

Мы прошли через длинную пристройку, где и впрямь стояли клети из толстого поблескивающего железа, явно с примесью твариных костей и чего-то еще. Одно только оно стоило, как наш корабль, если не больше. В клетках бесновались разные твари от десятой до пятнадцатой руны.

— Привести остальных бойцов. Дударь, Вепрь, Эгиль и Херлиф пусть получат по десятой руне. Если что-то останется, дать руну Свистуну. Хальфсену тоже, если захочет. Вырезать сердца тварей. Одну тварь оставить живой, и лучше самую сильную.

Затем я перешагнул через тела зарубленных охранников и вышел наружу. Через Простодушного я знал, где все гости и хозяева пира, и направился туда. Херлиф согнал их в кучу и стоял, небрежно помахивая чистеньким мечом. Мда, среди них явно не было подобных Клетусу.

— Глянь, какие смирные! — сказал Простодушный. — У них половина воинов — выходцы с Арены, а тем представление почему-то пришлось не по вкусу.

Я зло посмотрел на перепуганных Брутссонов. У Лукия опухла левая щека, и он постоянно сплевывал кровью.

— Херлиф, там тебе благодать причитается. Иди к Вепрю, я тут сам. Хальфсен, скажи им: да, мы варвары. Мы не знаем грамоты, не читаем книги, зато мы знаем, что такое честь! И что такое справедливость.

Один из сыновей Брутуса что-то выкрикнул.

— Спрашивает, почему гневаетесь. Спрашивает, не оскорбили ли они наших богов? Если да, то они готовы задобрить их, порадовать любыми дарами.

— О да, скажи, что они разозлили наших богов. Но самое главное — они разозлили меня!

Снова слова Брутссонов:

— Они готовы заплатить виру за оскорбление. Хотят выкупить свои жизни. Предлагают двести илисов за человека.

— Скажи, что норды справедливы. Я не стану их убивать.

Но Брутссон не замолкал, он толком и не слушал Хальфсена, а всё выкрикивал что-то и выкрикивал.