Сага о Годрланде

Потом пирующие один за другим начали задирать головы. Там, на высоте трех-четырех ростов, была натянута веревка, а по веревке, осторожно переставляя ножки, шла девочка, зимами не старше Ингрид. Тоненькая, гибкая, в нелепой короткой юбке, она красиво взмахивала руками и переступала босыми ногами, пока не оказалась над пиршественным столом. Опять же ничего особенного, многие ульверы могли пробежать по вытянутым веслам «Сокола», не плюхнувшись в воду, но это была всего лишь безрунная рабыня!

Вдруг мимо девочки пролетела брошенная кость. Кто-то из пирующих решил полюбоваться не только на ловкость рабыни, но и на ее падение? Пьяным мальчишкам понравилась эта затея, и вскоре наверх полетели фрукты, овощи, жареные перепелки, куски рыбы и косточки. Конечно, спьяну большинство промахнулись, и все эти объедки полетели вниз, на тех, кто бросал, но часть всё же попала в девочку. Она зашаталась, замахала руками, точно всполошенная птица, сделала несколько шагов и всё же оступилась.

Я не собирался тут ни во что лезть, хотел всего лишь приглядеть за Феликсом да повеселиться, но меня словно подбросило на месте. Я запрыгнул на стол, пробежал между блюд, подпрыгнул и подхватил девчонку, прежде чем та успела испугаться. Подхватил и сразу пожалел, что это сделал. Наверное, Бездна меня попутала! Вспомнил дом, Ингрид, и вот что вышло.

Фагры вокруг загомонили. Кто-то хлопал, кто-то явно разозлился, кто-то толкал мою ногу, кто-то кричал на меня, брызгая слюной. Я спрыгнул со стола, не сбив ни одного блюда, и отпустил девчонку. Та сразу же убежала к своим сородичам, что уже не кувыркались и не швырялись апельсинами, а перепуганно смотрели на нас. Гомон не прекращался, пока главный господин не встал и не сказал несколько слов. Все рассмеялись, снова заиграла музыка, плясуны снова затеяли свою чехарду, только веревка под потолком пустовала.

Я уже думал, что всё улеглось, как чей-то голос что-то громко сказал на фагрском. Знакомый голос. Я оглянулся и увидел за столом того самого фагра, что не пустил мой хирд к водопою в пустошах. Как его? Клетус чего-то там…

— Милий! Перескажи!

Вольноотпущенник нехотя сказал:

— Он говорит, что не знал, что норды такие добрые и чувствительные. И немудрено, что он тебя так легко побил тогда.

— Всё перескажи, — прошипел я сквозь зубы.

— Говорит, что слабаки — они всегда слабаки.

— Скажи, что я сражусь с ним хоть сейчас! И покажу, кто тут слабак.

Клятый фагр лишь расхохотался.

— Он говорит, что уже всё видел. И сейчас ему лень вставать ради такого неумехи.

— Неумехи?

Милий замялся.

— На самом деле, он сказал: «Ради такого дурня, что руны поднял, а драться не научился».

Вокруг нас все смеялись, а я всё больше наливался гневом. Особенно потому, что сам также смеялся над бриттландцами из рунного дома, а тут оказался на их месте. Но ведь я далеко не таков! Я хорошо дерусь, и мои руны… Нет, не все мои руны получены в боях, но почти все.

Клетус сказал еще что-то, я зло глянул на Милия, и тот послушался.

— Говорит, что хоть ты и успел получить еще одну руну, но он всё равно легко побьет тебя, — ощутив мой взгляд, фагр добавил: — Как бродячую псину.

В пустошах Клетус говорил учтивее, а тут либо из-за вина, либо из-за приятелей, что ловили каждое его слово, зарвался. Я привычно потянулся к поясу, но там ничего не было. Привычная одежда, топор, поясной нож — всё осталось в комнате при входе.

Мне на плечо легла чья-то рука, я дернулся, резко повернулся…

Там стоял краснощекий фагр с сединой, хозяин пира. Он улыбнулся и мягко заговорил.

— Он просит простить господина Клетуса Кидонеса, — пересказал Милий. — Клетус — один из лучших воинов Гульборга, привык к славе и не всегда ведет себя подобающе. Но господин просит не омрачать праздник его сына лишними смертями, к тому же вы под покровительством самого Сатурна Пистоса, а господин Пистос — его давний друг.

По нашим обычаям нельзя оскорблять хозяина дома, в котором тебя угостили едой и пивом, и отказать ему в такой просьбе я не мог, потому кивнул и сел обратно за стол. Впрочем, спускать оскорбления Клетусу я тоже не стану, просто поквитаюсь с ним после пира. Либо Милий, либо Феликс знают, где живет этот напыщенный фагр.

— Феликс пропал, — вдруг сказал Рысь.

Я посмотрел на то место, где сидел Пистос. Мы с Квигульвом, Рысью и Милием сели вместе, а Феликса окликнули его старые приятели, и он устроился немного поодаль. Теперь там зияла немалая прореха: ушел не только Пистос, но и те, кто был с ним рядом. Я треснул кулаком по столу, в очередной раз привлекая чужие взгляды. Люди вокруг Клетуса снова рассмеялись, но в Бездну их! Куда делся Пистос? Как? Когда?

— Я засмотрелся на плясунов, — покачал головой Леофсун.

Квигульв тоже толком ничего не мог сказать. Да и я тоже хорош, загляделся на трэлей!

Люди часто вставали из-за пиршественного стола, уходили, приходили. Некоторые, обожравшись, шли в отхожие места или чтобы ополоснуться, полежать и покряхтеть под руками сильных рабов, разминающих спину. Да мало ли куда? Фагрская баня вполне велика, в ней легко затеряться, особенно когда столько людей вокруг.