Сага о Йёсте Берлинге

— Я ничего не вижу, — возразил дядюшка Эберхард. — Да тебя, братец ты мой, просто клонит ко сну, вот и все.

— Я отчетливо видел его на фоне светлого неба. На нем длинная волчья шуба и меховая шапка. Он уже вошел сюда, но я не вижу его в темноте. Да вот он, смотри; он остановился теперь возле горна! Вон он стоит рядом с Кристианом Бергом, но тот, конечно, не замечает его. А вот, смотри, он теперь наклоняется и бросает что-то в огонь. У, какой он страшный! Берегитесь, друзья, берегитесь!

И тотчас же из печи метнулся сноп пламени и обдал кузнецов шлаком и искрами. Однако никто из них не пострадал.

— Он хочет отомстить нам, — прошептал Лёвенборг.

— Да ты, братец, совсем спятил! — воскликнул Эберхард. — Пора бы тебе бросить всю эту чертовщину.

— Можно говорить и думать все что угодно, но это нам не поможет. Разве ты не видишь его? Смотри, вот он стоит у столба и ухмыляется, глядя на нас. Не иначе, как он собирается опустить молот!

Он поспешно вскочил, увлекая за собой Эберхарда. И через мгновение молот с грохотом опустился на наковальню. Скоба, державшая молот, ослабла, и Эберхард с Лёвенборгом едва избежали смерти.

— Вот видишь, он больше не имеет над нами власти! — проговорил Лёвенборг, торжествуя. — Ясно, что поэтому он и хочет выместить на нас свою злобу.

И он крикнул Йёсте Берлингу:

— Пойди к женщинам, Йёста! Может быть, он и к ним пожалует. Они ведь не привыкли к таким вещам, не то что я. Это может их напугать. И береги себя, Йёста, потому что он очень озлоблен против тебя; кто знает, может быть он еще имеет над тобой власть после данного ему тобой обещания. Все может быть.

Потом они узнали, что Лёвенборг оказался прав: Синтрам действительно умер в ту ночь. Некоторые утверждали, что он сам повесился в тюрьме. Другие полагали, что судебные власти отдали тайное распоряжение прикончить его, ибо никаких конкретных улик против него не было, а выпустить его на свободу, чтобы он снова причинял вред обитателям Лёвена, было просто немыслимо. Нашлись и такие, которые уверяли, будто какой-то господин приехал в черной карете, запряженной черными лошадьми, и забрал его с собой из тюрьмы. Не один Лёвенборг видел его той рождественской ночью. Видели его и в Форше, а Ульрика Дилльнер видела его во сне. Рассказывали, что и после смерти он продолжал являться многим до тех пор, пока Ульрика Дилльнер не перевезла его прах на кладбище в Бру. А затем она прогнала из Форша всех дурных слуг и завела там новый порядок. С тех пор там больше не появляются привидения.

Рассказывают, что еще до того, как Йёсте Берлингу удалось дойти до флигеля, где лежала майорша, какой-то незнакомец заходил туда и передал письмо. Никто не знал этого человека, но письмо положили на столик у кровати больной. Когда ей стало лучше, жар и боли утихли, она прочитала письмо.

Старики утверждали, что это улучшение произошло не без вмешательства темных сил. Синтрам и его единомышленники были заинтересованы в том, чтобы майорша прочла письмо.

Это был контракт, написанный кровью на черной бумаге. Кавалеры, наверное, узнали бы его. Он был составлен год назад рождественской ночью в кузнице Экебю.

Читая его теперь, майорша узнала, что ее считали ведьмой, которая посылала души кавалеров в преисподнюю, и поэтому ее приговорили к изгнанию из Экебю. Эти и всякие другие небылицы прочла она в письме. Она разобрала и дату и подписи и рядом с именем Йёсты нашла следующую приписку: «Майорша воспользовалась моей слабостью и отвлекла меня от честного труда, чтобы сделать кавалером в Экебю, она сделала меня убийцей Эббы Дона, открыв ей, что я отрешенный пастор, поэтому я ставлю здесь свою подпись».

Майорша медленно сложила бумагу и вложила ее в конверт. Она неподвижно лежала, размышляя о том, что узнала. Горько стало у нее на душе, когда она поняла, что думают о ней люди. Ведьмой и колдуньей она была для всех тех, кому делала так много добра, кому давала работу и хлеб. И вот ей награда, вот какую память оставляет она после себя. О ней думали хуже, чем муж думает о неверной жене.

Однако чего же еще ей было ожидать от этих темных людей? Ведь они были так далеки от нее. Но ведь кавалеры, которые жили под ее кровом и ели ее хлеб, они тоже верили этому. А может быть, просто делали вид, что верили, желая под этим предлогом захватить Экебю? Мысли лихорадочно проносились в ее голове. Гнев и жажда мести пылали в ее разгоряченном мозгу. И она послала дочь пастора, которая вместе с графиней Элисабет ухаживала за ней, в Хёгфорш за управляющим и инспектором. Она решила составить завещание.

И снова она погрузилась в раздумье. Брови ее сдвинулись, черты лица страдальчески исказились.

— Как вы себя чувствуете, майорша? — тихо спросила графиня.

— Мне действительно очень плохо, хуже чем когда бы то ни было.

Опять наступило молчание, но вскоре майорша заговорила резким, грубым голосом:

— Как странно, что и вы, графиня, которую все так любят, вы тоже были неверной женой.

Молодая женщина вздрогнула.