Сага о Йёсте Берлинге

— Да, если и не на деле, то во всяком случае мысленно, а это, в общем, одно и то же. Я прекрасно знаю, что это одно и то же.

— Да, вы правы, майорша.

— И вы, графиня, теперь все-таки счастливы. Вы можете принадлежать своему возлюбленному без греха. Черный призрак не стоит между вами при встречах. Вы можете принадлежать друг другу, ничего не скрывая. Вы можете любить друг друга открыто и вместе идти бок о бок по жизни.

— О майорша, майорша!!

— Как вы могли, графиня, остаться с ним? — вскричала старуха с возрастающим гневом. — Искупите свой грех, искупите, пока не поздно! Вернитесь домой к родителям, пока они не приехали и не прокляли вас! Да разве можно считать Йёсту Берлинга вашим супругом? Уезжайте от него! Я оставляю ему в наследство Экебю, я дарю ему власть и богатство. Посмеете ли вы делить с ним все это? Рискнете ли вы принять счастье и почести? В свое время я решилась на это. Но вы помните, как все потом для меня обернулось? Помните ли вы рождественский обед в Экебю? Помните ли арестантскую в доме у ленсмана?

— О майорша, мы обе, обремененные нашим грехом, идем бок о бок по жизни, но у нас нет счастья. Я слежу здесь за тем, чтобы никакая радость не поселилась у нашего очага. Вы думаете, я не тоскую по отчему дому, майорша? О, я страшно тоскую без защиты и поддержки домашних, но я больше никогда не смогу насладиться всем этим. Здесь предстоит мне жить в страхе, зная, что все, что бы я ни сделала, ведет к греху и несчастью, зная, что, помогая одному, я гублю другого. Я слишком слаба и неразумна для жизни здесь, — и все же я вынуждена остаться, связанная вечным покаянием.

— Этим мы только уговариваем себя, стараясь обмануть наше сердце! — воскликнула майорша. — Вот оно, малодушие: вы просто не хотите расстаться с ним, в этом все дело.

Но прежде чем графиня успела ответить, в комнату вошел Йёста Берлинг.

— Пойди сюда, Йёста! — тотчас же подозвала его майорша, и голос ее при этом прозвучал еще грубее и резче. — Поди сюда, ты, которого превозносят все в Лёвше! Приблизься, снискавший славу защитника народа! Придется тебе выслушать, как по твоей милости старая майорша, всеми презираемая и всеми покинутая, скиталась по большим дорогам.

Сначала я тебе расскажу, что было весной, когда я пришла домой к своей матери, ибо тебе следует знать конец этой истории.

В марте, Йёста, я пришла на ферму в леса Эльвдалена. Едва ли я выглядела лучше, чем самая жалкая нищенка. Когда я пришла, мне сказали, что моя мать в кладовой. Я вошла в кладовую и долго стояла у двери. Вдоль стен тянулись длинные полки, а на них стояли блестящие ведра с молоком. И моя мать, которой было уже более девяноста лет, брала с полки ведра одно за другим и снимала сливки. Эта древняя старуха была еще достаточно проворна, но я видела, каких усилий ей стоило выпрямлять спину, чтобы достать ведро. Я не знала, заметила ли она меня, но через некоторое время она сказала мне каким-то странным, визгливым голосом:

— С тобой все произошло так, как я предсказывала!

Я хотела заговорить с ней и попросить у нее прощения, но все было напрасно. Она не слышала ни одного слова: она была глуха, как стена. Но через некоторое время она снова заговорила:

— Войди и помоги мне, — сказала она.

Тогда я подошла к ней и стала снимать сливки. Я брала с полок ведра и ставила их опять на место, большую ложку я опускала на нужную глубину; и мать была довольна. Снимать сливки она не доверила бы ни одной из служанок, но я с давних пор знала, как это делают.

— Что ж, ты вполне можешь справиться с этой работой, — сказала она.

И я поняла, что она простила меня.

И затем все как-то вдруг изменилось, и она не могла больше работать. Целыми днями она спала в своем кресле. А за несколько недель до рождества она умерла. Мне так хотелось приехать сюда раньше, Йёста, но я не могла оставить старушку.

Майорша остановилась. Ей снова стало трудно дышать, но она взяла себя в руки и продолжала:

— Это верно, Йёста, мне было приятно видеть тебя в Экебю. Что ж поделаешь, раз ты такой, что всем приятно твое общество. Если бы ты остепенился, я бы даровала тебе большую власть. Я всегда надеялась, что ты найдешь себе хорошую жену. Сначала мне казалось, что ею может стать Марианна Синклер, ибо я замечала, что она любила тебя еще тогда, когда ты жил на своем хуторе в лесу. Потом я думала, что ею будет Эбба Дона; я даже однажды поехала в Борг и сказала ей, что, если она выйдет за тебя замуж, я оставлю тебе в наследство Экебю. Если это было нехорошо с моей стороны, то прости меня.

Йёста стал перед ней на колени и прижался лбом к краю кровати. Из груди у него вырвался тяжкий стон.

— Скажи мне теперь, Йёста, как ты думаешь жить? Чем можешь ты заниматься, чтобы прокормить жену? Скажи мне! Ты ведь знаешь, я всегда желала тебе добра.

И Йёста отвечал ей с улыбкой, хотя сердце его готово было разорваться от горя: