Сага о йорге (СИ)

   При распределении пищи в хейдрике Белой теперь, без защиты бабушки, доставались лишь скудные испорченные куски, в основном рыбьи головы и хвосты, сырая репа или остатки каши из дикого проса или овса с самого низа котла, пригорелые и с хрустом песка. Всю ненависть и отвращение, которую обитатели хейдрика накопили к Ноэме, теперь выплеснули на ее внучку, которая, по мнению хьярнов, была виновата еще и в том, что привела в поселок воплощение самого Подземного Лурку - Мертвого йоррунга, ожившего мегера, который забрал себе душу Ноэмы, чародейством отрубил руку ярлу и убил десяток лучших пикеров. Все, что принадлежало Ноэме - несколько шкур, кое-какую одежду, мотки пряжи, несколько медных и глиняных горшков разобрали по рукам; у Бреты не смогли отнять только старую шкуру морской собаки, потому что девушка как закуталась в нее, так никогда и не снимала с себя. Кто-то украл у Бреты даже старую деревянную ложку, которой она всегда пользовалась, и девушка теперь вынуждена была черпать и пить горячую похлебку из черепка; новую ложку никто для нее вырезать не хотел. Брета руками пыталась схватить кусок побольше, но у нее вырывали изо рта, отталкивали и били; пощечины и затрещины сыпались часто, при каждом распределении еды. Особенно досталось подружке Мертвого йорунга как-то уже зимой, когда хьярны заметили ее округлившийся живот. В хейдрике подняли особенно громкий крик и гвалт; женщины набросились все сразу, толпой. Белую таскали за волосы и молотили кто чем, называли "мегерона", и "луркхерха", а когда она вырвалась из хейдрика под дождь и бросилась наутек - в спину посыпался град камней.

   Сыпался мелкий дождь со снегом, ветер бросался, трепал одежду и завывал в скалах, словно голодный пес. За скалами ревело море. Брета брела наугад, съежившись от холода, охватив плечи руками; дырявая и вытертая котиковая шкура - наследство Ноэмы, и такая же древняя грубая льняная рубашка нисколько не защищали от ветра и дождя. На мутный снег и на грязь под ногами то и дело капало красным - кровь из рассеченной брови и разбитого носа никак останавливалась, смешиваясь с дождевой водой и растекаясь подтеками по груди.

   Никаких мыслей не было. Была боль; саднило и ныло тело. Было холодно; очень холодно и мокро, ветер, казалось, продувал насквозь. Босые ноги совсем окоченели, хлюпая по воде и снегу. Не было, не было мыслей. Была одно - скорее вернуться в хейдрик, к теплу, протянуть руки к огню... Но пусть они лягут спать; уже темнеет, и скоро станет ночь. К огню, к теплу. А там - как будет, так и будет...

   В шале пахло ольхой, хвоей и чистым снегом. Теплое брюхо камина потрескивало дровами. В прозрачную стену издали, не решаясь нарушить девственную белизну склона, заглядывали горы, одетые в морозные юбки еловых лесов.

   Они устроились прямо на полу.

   - Любовь - это когда соединяются два глойса, - говорил Тай, наливая в бокалы красного из высокогорлой узкой бутылки. - Вот так, краешками, как два облака, соединяясь в одно.

   На снежную грудь Вайсхорна сейчас оперлась белая тучка, словно присевшая отдохнуть голубка.

   Вино пахло летом. Терпкий вкус, уколов кислинкой, разливался эфирным мускатным ручьем, принося, как в ладошке, спелую виноградную гроздь и поцелуй солнечного луча. Вспоминались, явственно ощущались прохлада утренней росы на босых ногах, и ветерок по спине; слышалось как гудят пчелы над медовым лугом.

   - Мы будем вместе - всегда, так же как сейчас.

   Через стекло бокала лицо Тая выглядело толстенным... Айла улыбнулась.

   - Ты глупый и наивный мальчишка. Большой, но такой наивный...

   Тай, курсант последнего курса академии боевой менталистики уже принял комплекс регенерации. Они никогда не смогут завести ребенка. Целибат - вещь суровая, и не оставляет вариантов для некоторых нюансов...

   - Но ведь любовь - это не только соединение тел? - горячился Тай. - Мы же всегда чувствуем друг друга, у нас - ментальное единство! Мы же можем быть вместе - на уровне душ...

   Вино отдавало кислинкой, но отчего-то стало соленым.

   Молчали. На Вайсхорн прилетела еще одна тучка, подвигая бочком первую... Тихонько потрескивал камин, облизывая красный рот светящимися языками. Где-то наверху, на чердаке, возились голуби.

   - А знаешь что? - прервал затянувшееся молчание Тай. - А давай полетаем? Прямо сейчас?

   А что? Это тоже способ стряхнуть уныние... Любовь как соединение глойсов. На ментальном уровне. Две параллельных ментальных пути, обоюдное духовное обогащение...

   - Оденься, - сказала Аяла, когда они уже выбегали во двор, настраивая глойсы для полета, и одевая лыжи. - Там мороз - минус пять.

   Тай засмеялся, мельком глянув на себя - футболка и шорты - чем не одежда для минус пяти?

   - Ты, наверное, забыла, что я теперь - полубог? - схватил Аялу за руку. - Я - йорг! Моё тело неуязвимо! Ни холод, ни жара, ни камни с неба!