Сага о Кае Лютом

По пути мы заходили в приречные города, понемногу расторговывались, пополняли припасы. И вот чудеса: пусть не в каждом граде, а через один-другой, повторялись те же разговоры, что и в Холмграде. Мол, есть у нас непутевые сыны, кои тянутся к воинской славе… Где они все были, когда мы проходили тут зиму назад? Неужто тогда ульверы выглядели настолько жалко?

И ведь я говорил, что иду на Северные острова, говорил, что их сыны могут помереть в первой же схватке. Меня спрашивали, сколько людей я потерял в Годрланде, и я отвечал честно: одного.

Так что вскоре живичей в наших рядах изрядно прибавилось. И на ночных привалах живичская речь звучала едва ли не чаще нордской. И то сказать — аж одиннадцать человек в придачу к восьмерым холмоградским. Не все могли похвастать подходящими дарами, были такие, что вовсе без дара остались, но мужи вроде неплохие, боевитые. Правда, поначалу они чурались наших чернокожих, считали их вылюдями, да понемногу привыкли, особенно когда те и другие выучились говорить по-нордски.

Больше никто на мое главенство не посягал. Милий иногда пересказывал, что обо мне говорили новые хирдманы, но вскоре я перестал это слушать: слишком уж глупо оно выходило, будто не обо мне сказ, а о ком-то другом из старых баек. Там смешались и невиданные твари, и сотни драугров, и вылюдей тьма. Говорили даже, что я сын измененного и до недавнего времени возил батюшку с собой, а потом, как получил десятую руну, вырезал из его груди сердце и сожрал. Говорили, что я прожил уж не одну сотню зим, но умею сбрасывать старую кожу и становиться молодым. Кто-то подглядел и высмотрел мои шрамы на спине, когда я купался, и теперь все живичи были убеждены, что на моей коже высечены Масторава и Варда, добрая и злая богини. А уж сколько всякой чуши про волков ходило…

Больше всего диковинных слухов гуляло по «Лебеди», не иначе Эгиль-болтун расстарался, а уж оттуда они перекидывались на «Сокол». Но пока это не вредило делу, я болтовню не пресекал. Пусть их…

В стаю я пока никого нового не брал, хотел дождаться первого боя. А вот сражений у нас, как назло, и не было.

Не раз на границе нового княжества нас встречала княжья дружина. И то сказать — хирд в семь десятков воинов зачастую оказывался поболее той дружины. Но до стычек не доходило. Я, а точнее Милий от моего лица рассказывал, что норды возвращаются к себе на родину, готовы поторговать годрландскими товарами и прикупить снеди, враждовать ни с кем не хотят, и в подтверждение тому — вот печати других княжеств, что даны в знак дружбы и мира. Обычно все так радовались нашему скорому уходу, что легко дарили деревянные кругляши с искусно вырезанным узором.

И чем выше мы поднимались по реке Лушкарь, тем больше ходило тревожных слухов. Дикие всадники и прежде заглядывали в восточные княжества, но нечасто, небольшим числом и краткими набегами. Так, налетят, пожгут деревню-другую и отступят, а нынче словно вся степь сошла с места и двинулась в западные леса. Потому и встречающие дружины понемногу становились всё малолюднее. Большую часть княжьих воинов отправляли к восточным рубежам.

А в Смоленецком княжестве нас никто не встретил вовсе. И чем выше по реке, тем пугливее казались люди. Кое-где даже убегали в леса при виде кораблей, утаскивая за собой упрямую скотину и не менее упрямых стариков. Но то беды не наши, то беды здешнего конунга.

Мы подходили к первому долгому волоку меж Лушкарью и другой рекой. Потому я решил остановиться на несколько дней, дать людям роздых, а заодно отыскать несколько телег для перевозки скарба. Хирдманы бы перетащили корабли и с грузом, да только выдюжат ли доски с килем? Я не хотел проверять это на деле.

Для стоянки выбрали небольшую излучину с ровным лугом вдоль берега. Там и лес был недалече, и чистый ручеек бежал к реке.

К этому времени все хирдманы так или иначе притерлись друг к другу, каждый знал свое место и свое дело. Я внимательно смотрел, как несколько человек отправились на реку за рыбой, застучали топоры, заготавливая дрова, копейщики и лучники ушли на охоту, не забыв прихватить клетусовца, что умел видеть живность через кусты. Мгновенно меж подпорками протянулись полотнища, прикрывая снедь и поленья от возможного дождя. Офейг непогоду чуял издалека, но порядок есть порядок. В котлах потихоньку закипала вода, с «Сокола» доносилась брань Вепря, наверное, к нему снова пришли выпрашивать бочки с пивом.