Сага о Хельги

И так завершилась битва при Свольде. И никто из норвежских бондов не выступил против данов, свеев и людей Эйрика. А когда они узнали о клятве, что принес ярл, то была среди них великая радость, и приветствовали они его как своего конунга.

Однако Эйрик не стал конунгом, потому как такова была плата за то, что Свейн Вилобородый привел свои корабли. Как и его отец, Эйрик стал ярлом и получил земли в лен у Свейна конунга данов. Часть земель отошла его брату, Свейну сыну Хакона. Еще немного, пограничные земли, – Олафу конунгу свеев.

И так на долгие годы в северных землях наступил мир, коровы и овцы тучнели, а хлеба колосились, обещая к осени доброе пиво. Воины ходили и на восток, и на запад, не боясь оставить свои земли под присмотром малого числа домочадцев, ибо никто не решался вызвать на себя гнев могущественных конунгов. И говорили люди тогда, что старые боги вернулись и даровали им изобилие в награду за верность.

И только епископы и священники, что жили в Еллинге у конунга Свейна были недовольны тем, что мало кто слушал их, не имея над головой занесенного меча. Хотя были средь них и такие, что говорили,  что нельзя окрестить народ огнем и мечом. И что Белый Христос хотел, чтобы к нему приходили с миром. Однако их не особо слушали, потому как были они бедны и никого не могли одарить серебром и красивыми крестиками, привезенными из далеких стран.

Но мало кому было дело до того, что говорили поклоняющиеся Белому Христу, потому как народ на всем Севере больше доверял старым богам и у них просил защиты, когда хворала скотина, или когда надо было выйти в бурное море. В старой вере растили они и детей, которых в те годы родилось немало.

И только конунги Свейн и Олаф смотрели – один на запад, другой на восток, и не было им покоя. И не раз уходили с ними за море охочие до битв мужи и возвращались с немалой добычей.

Так и текла жизнь на Севере без битв и усобиц. И хотя кое-кто говорил, что Олаф сын Трюггви выплыл и был спасен Астрид, женой Сигвальди, но никто не хотел в то верить. И, принося жертвы, молились, чтобы времена Олафа никогда не вернулись.

Сага о том, как Хельги сын Торбранда воротился домой

После битвы при Свольде был большой пир, который конунги Свейн и Олаф устроили прямо у подножия холма, с которого они глядели на море в ожидании битвы. И на пиру Хельги сказал свою драпу, однако мало в ней было слов о доблести данов и свеев и не много было тех, кто похвалил ее. Зато все хвалили те висы, что сложили Торд Колбейнсон или Хальдор Враг Христиан. В них конунг Свейн сравнивался с Сигурдом, и под его топором вражьи воины падали, как сжатые колосья. Плащ Свейна окрасился кровью, и его алый цвет вселял ужас во врагов, которые разлетались в стороны подобно осенней листве, сорванной с деревьев черным ветром. Олаф конунг свеев же был подобен Тору, метая стрелы, точно молнии, в корабли врагов.

Кетиль смеялся над этими драпами даже больше, чем он смеялся над неудачей Хельги. Он говорил, что, конечно, из тех воинов, кто действительно был в битве и смог поднять голову над щитом и что-то разглядеть, многие сочтут то, что сказывают Торд и Хальдор, достойным смеха, однако слава переживает человека, и уже через несколько лет скальды будут воодушевлять данов на битву этими висами.

А Харальд Заяц добавил, что через несколько лет и сам Свейн будет верить тому, что о нем говорят скальды, а Олаф конунг свеев уже и сейчас, видать, поверил, что пускать стрелы издалека, прячась за щитами, означает уподобиться Тору, мечущему свой молот в инеистых великанов.

Но Хельги все же сказал, что не будет ничего менять, хотя бы и не видать ему золота конунгов, потому как слава об этой битве разнесется по всему Северу и сказывать о ней будут долгие годы. А потому нельзя, чтобы те, кто не ступил на борт вражьего корабля, превратились бы в величайших воинов, каких Один держит по правую руку от себя в Валхалле. А потом он выпил крепкого датского пива и заснул.

Ярла Эйрика на пиру не было, потому как отплыл он переговорить с норвежскими бондами, что всё еще держали свои корабли неподалеку. Отправился он, взяв с собой только Гудбранда и брата Свейна, чтобы показать, что не боится безоружным прийти к своим людям. Там он торжественно повторил слова своей клятвы, что дал на «Длинном змее». А в свой черед бонды поклялись ему в верности.

На следующий день ярл устроил пир для всех норвежцев, что были с ним: и для тех, кого привел Олаф, и для тех людей, что скитались с ним по Балтике долгие годы. И на пиру Хельги Торбрандсон, наконец, показал себя настоящим скальдом. И говорил он в своей драпе и о «Железном баране», что оборвал бег коней Ран ломающего кольца Олафа, и о сыне Хакона, что своей грозой щитов накормил стаи лебедей крови[55].