Сага о князе Гривальде

Фраза «не трогай Гривальда, он мой» – а речь шла именно о нем, сомнений быть не могло – уже почти сорвалась с языка Мораны, но она вовремя себя осадила. В конце-то концов… а почему бы и нет?

Создатель может убить обращенное им существо, пусть это и причинит ему боль. Но дитя не поднимет руку на создателя. А даже если и поднимет, то в состоянии такой неуправляемой ярости, на которую неспособна даже она – и уж тем более это дрожащее голодное существо. Пусть возьмет . Она найдет способ выманить Дамиана из церкви, так как войти не сможет, у нее получится его зачаровать и попросить кинжал. Интересно, что она будет делать с оружием потом . Пожалуй, не стоит пугать оборотней раньше времени – они смогут посвятить ее в подробности этой истории.

Интерлюдия четвертая

Морана
Радуйся, детка. Гуляй, веселись и пей жизнь взахлеб.
Это у смертных век короток – нож в сердце и пуля в лоб.
А у тебя есть вечность – темный полет и немой озноб.
Золото и блестит – до тех пор, пока мы не ставим проб.

Пустота в моем сердце – мнимая полнота и любовь в твоем.

Холодны у беды глаза, хоть далека, пахнет медом и миндалем.
Набираешь побольше воздуха, ныряешь в таинственный водоем.
Падаешь до одиночества. Глубже – до одиночества, что вдвоем.

Изучаешь черты до морщинки – единственный бог и твой тайный культ.

Раскрываешь себя и сжимаешь года до недель, секунды растянутся до минут.
Слушаешь чутко: не позовут ли по имени? Позовут, ну конечно же, позовут.
Он поселился внутри, под кожей, и эта связь крепка – не разрубят, не разорвут.

Когда опустеет твой храм, высохнет масло, все по углам обратится в сор,

Ангелы, певшие ладно, вдруг потеряют слух и сольются в нестройный хор,
Ты ждешь его взгляда, а ловишь – там ни добра, ни огня. Только немой укор.

Когда за "люблю" ты получишь пощечину,  поймешь, что такое боль.

Ты не боишься пустого зала? К лицу ли костюм, идет ли чужая роль?
Что загрустила, девочка? Улыбайся, пока тебе улыбается твой король.

Часть семнадцатая

Себастьян возвращался домой в растрепанных чувствах. И причиной тому была не только вакханка – и почему она не дала поцеловать ногу, жалко ей, что ли? – но и другие мысли. Например, вот такая. Где ему теперь искать красавчика (Себастьян не мог пересилить себя – произносить темное имя служителя культа Равновесия казалось ему святотатством, а это «Великий» звучало напыщенно и смешно)? А если он уже уехал? Или того хуже – вернулся в замок князя? Вечерело, а после заката появляться там небезопасно… может, есть способ как-нибудь позвать его? Так, как это делают вампиры – зовут друг друга, и так, как зовет свое дитя создатель? Увы, Себастьян не умел этого делать, потому что Великая Тьма даровала ему темную жизнь с рождения. Он брел по дороге, шел медленно, еле волоча ноги, и размышлял о том, хочет ли возвращаться домой, только у дверей вынырнул из своих мыслей. И понял, что его ждет сюрприз.Изабель дома не было (впрочем, он и не надеялся ее тут увидеть). Но была Грета. И не одна, а – кто бы мог подумать? – в компании того, за кем Себастьян готовился поехать хоть в замок князя, но найти. Грета сидела у кухонного стола, а красавчик стоял у нее за спиной и… обнимал ее за плечи! Мало того – хозяйка сидела, закрыв глаза, а на ее лице читалось такое неземное блаженство, будто она путешествует по райскому саду!
Несколько секунд Себастьян молча переваривал увиденное – эта сцена его так поразила, что он даже затаил дыхание – а потом негромко позвал: