Сага о Певзнерах

От кого-то я уже слышал подобную фразу… Может быть, от Абрама Абрамовича?

Честное слово, именно в ту минуту мне пришла в голову мысль стать психоневрологом. «Пусть лучше я буду излечивать от сумасшедшей любви, чем сам буду лечиться от сумасшествия», – подумал я.

– Тебе Анекдот рассказывал анекдот о том, чем неврастеник отличается от шизофреника? – спросил Игорь, словно угадав овладевшее мною намерение.

– Нет… Не помню.

– Так слушай. «Шизофреник знает, что дважды два – это пять. И он абсолютно спокоен. А неврастеник знает, что дважды два – четыре… Но его это безумно волнует!» Она любит тебя. Как дважды два… Уж поверь мне, психологу. И не дергайся!

– А ты докажи.

– А ты заболей!

– Какой болезнью?!

– Естественно, редкой и непонятной. В которой не только она, но и сам Пирогов бы не разобрался. Ну, например… «Скачка температуры»!

– Есть такая болезнь?

– Нету. Но у тебя будет.

– И в чем она выражается?

– Какие симптомы? – Игорь так разговаривал. – Симптом только один: скачка температуры. Я сообщу ей по телефону, что у тебя сорок один градус. А когда она примчится, температура будет уже тридцать шесть и шесть.

– А она примчится?

– Не сомневаюсь, Серега. Не сомневаюсь!

– Почему?

– Смешной вопрос! Я же психолог.

Лида примчалась… Она любила меня. И так сильно любила, что больше всего ее взволновала «нормальная температура».

– Была сорок один?

– Ртуть упиралась в головку градусника, – ответил Игорь. – Если бы она могла расколоть стекло, то разбила бы!

– А теперь нормальная?

– Как видишь.

– То нормальная, то повышенная? Уж лучше бы все время была повышенная. Надо вызвать профессора… специалиста!

Она любила меня.

Любовь, я понял еще в детском саду, ужасна тем, что не отпускает человека ни на мгновение. Стихи, я думаю, иногда освобождают от себя поэта, наука не круглосуточно будоражит и терзает Мысли ученого, а любовь полностью завладевает тем, кто ей поддается. Она либо вовсе и порой внезапно покидает свою жертву, либо пребывает вместе с ней неотрывно, как дыхание или сердцебиение. Даже ночью, даже во сне.

Можно было считать, что я не расставался с Лидой Пономаревой ни на секунду, начиная со старшей группы детского сада. В младшей ее просто не было… А она? Расставалась ли со мной хоть на секунду?

– Этого ты не узнаешь никогда, – огорчил меня Игорь. – Скажет, что не расставалась. А с точностью этого не установит никто. Ни один психолог!

– Даже ты?

– Даже я.

Особой достопримечательностью нашей школы был ее «театр». Так получилось, что брат преподавательницы литературы – известный режиссер, лауреат всяких премий Иван Васильевич Афанасьев – руководил театральным училищем, приравненным к высшему учебному заведению. Он исповедовал теорию, согласно которой актерские дарования надо искать и обнаруживать если не в родильном доме, то, уж во всяком случае, среди школьников. Его сестра-учительница посоветовала обнаружить эти таланты в ее школе. И режиссер обнаружил! Поэтому по воскресеньям в наш зал устремлялись театралы со всего города. Зал – когда не только яблоку, но и сливе негде было упасть – вмещал человек двести. И попасть в него считалось престижным. «Вчера мы были у Афанасьева!», «Вы еще не были в афанасьевском театре? Ну как же так?». Характерно, что академический театр, который прежде возглавлял брат нашей литераторши, «афанасьевским» не называли.

Знаменитый режиссер относился к сестре-учительнице почти так же, как мы с Игорем к Даше. И он и мы любили своих сестер и защищали их: мы Дашу – от поклонников и завистниц, а он свою сестру – от жизненных невзгод и полного одиночества. Благодаря брату – народному артисту Ивану Васильевичу – незамужняя и бездетная, активно некрасивая женщина обрела новую жизнь: пусть не личную, но необычайную, праздничную. С помощью ее протекции можно было добиться «прослушивания» у Ивана Васильевича, достать билеты – хотя бы на приставные стулья. То, что на спектаклях требовались и приставные стулья, было нашей дополнительной гордостью.

Я говорю «нашей» не только потому, что учился в той школе, но и потому, что первым среди обнаруженных Иваном Васильевичем талантов была Даша. А вторым дарованием – опять вторым! – стала Лида Пономарева. Произошло это, когда мы учились уже в восьмом классе. Неприязнь Лиды к Даше с каждым годом все оттачивалась, превращаясь постепенно в ненависть. Даже в классном журнале Даша была впереди, так как хоть первые буквы наших фамилий совпадали, второй буквой у нас было «Е», а у Лиды, к ее неудовольствию, «О».

Даша играла Золушку, Снегурочку, Джульетту… А Лиде и другим дарованиям Иван Васильевич, как и все режиссеры, подробно и неоднократно объяснял, что нет «маленьких ролей», а есть «маленькие актеры». Лида, с одной стороны, не хотела считаться маленькой актрисой, боящейся неглавных ролей, а с другой – к маленьким ролям она тяготения не испытывала.

– Великие мастера часто исполняли и великие роли, – справедливо заметила она.

– Но не гнушались и «проходными», превращая их в незабываемые, – пояснил Иван Васильевич.

Сначала Лиде досталась роль одной из Золушкиных сестер.