– Знаешь, есть такой анекдот… – Абрам Абрамович опасливо, но и озорно огляделся. Убедившись, что мамы и Даши поблизости нет, он продолжал: – Еврею говорят: «Ваша жена изменяет вам на глазах у всего города. Как вы терпите?» – «Я тоже подозреваю… – отвечает еврей. – Но до конца еще не сумел убедиться. Вот, к примеру, вчера… Вижу, что
Мне было приятно, что мы с Игорем, по мнению Абрама Абрамовича, уже доросли до таких анекдотов.
– Так вот… Тебя, Борис, тоже мучает «проклятая неизвестность»: есть у нас государственный антисемитизм или нет? Они уже «разделись», а тебе все еще не вполне ясно!
– Да, нужны веские доказательства… что это идет именно от государства, – неуверенно, а потому слишком громко цеплялся за свою ортодоксальность отец. – Здесь надо обмыслить, обдумать!
– Знаешь, есть такой анекдот… Один пьяный – наверняка не еврей – прячет за спиною пол-литра водки и говорит своему собутыльнику: «Если угадаешь, в какой руке бутылка, мы ее выпьем. А если не угадаешь, пойдем по домам!» – «В правой», – говорит собутыльник. «Думай, Петя!.. Думай!» И ты, Боря, обмысливай, обдумывай… если очевидное для тебя не очевидно.
Еврейский Анекдот, как всегда в таких случаях, посмотрел на него без осуждения, но с жалостью:
– Не заставляй меня приходить к мысли, что для подвига нужна только храбрость, а ум совершенно не обязателен. Прости, что говорю это при твоих сыновьях. Они все равно будут уважать тебя! – В глазах Анекдота жалость сменилась доброй уверенностью. – И любить будут. Как и Даша… Как и Юдифь. Как и я… Потому что ты достоин уважения… и любви.
– А ты разве не достоин? – счел необходимым добавить отец.
– А вот это большо-ой вопрос!
Анекдот нарисовал в воздухе указательным пальцем вопросительный знак, похожий на виселицу.
– Влюбленные наряжаются друг для друга… не только в лучшие, самые выигрышные костюмы и платья, но и выигрышные поступки, – объяснял мне психолог Игорь. – Лишь в старинных романах женщины любят бедных и неудачливых. Ныне в их отношении к мужчинам многое изменилось: они возлюбили удачливых и богатых. А в отношении мужчин к женщинам все осталось по-прежнему: любят очаровательных и главным образом тех, которые обращают на себя всеобщее мужское внимание. Незаметных не замечают… Теория любви, запомни, относится к психологии. Но во всякой науке теория должна подтверждаться фактами. И вот тебе, пожалуйста, два случая, говорящие об одном и том же: влюбленные скрывают невыгодные ситуации, в которых они оказываются. Афанасьев заклинал не рассказывать Даше о его поражении на приемной комиссии, потому что
– И мама?
– Она тоже женщина. И очень красивая. А красивым все женские качества и причуды свойственны в первую очередь. Повадки же некрасивых женщин часто не отличаются от мужских. – Спохватившись, Игорь добавил: – Мама тоже любит отца за богатство, но за богатство души: кто еще может быть так предан ей, как отец? Он и детей своих, то есть нас, обожает за то, что мы соединили его с мамой навечно. А богатство героизма, отваги? Наш отец просто Рокфеллер по этой части! Очень богат… И за удачливость она его любит: приговоренный к смерти, остался живым. Рухнул вниз – в давку, в толпу – и не погиб. Он ли не удачлив? Я бы даже сказал, что отец наш – избранник!
Игорь еще ни разу ни в кого не влюблялся. И может быть, именно потому, что так хорошо разбирался в женщинах.
А меня женщины «в общем и целом» не интересовали – я просто по макушку был влюблен в Лиду Пономареву. Выражение «влюблен по уши», как я уже подмечал, – не вполне точное, поскольку макушка расположена выше, чем уши… Любовь вернулась ко мне такой же, что и была, как только Дашу приняли в Театральное училище.
Но все же я стал хладнокровнее, осознав, что страсть моя способна не только наступать, но и отступать, что есть события, которые чувства не разгорячают, а охлаждают. Значит, хоть я и был в плену у любви, но в таком плену, из которого возможен побег.
Я не знал, разбирается ли в любовной теории Абрам Абрамович… Он был холостяком, и никаких отклонений от холостяцкой жизни не наблюдалось (о любви к нашей маме мы лишь смутно догадывались). Но однажды вдруг спросил Дашу, когда в комнате они были вдвоем:
– Скажи, Афанасьев женат?
– Женат. И у него дочь. Учится у нас, на втором курсе.
– Значит, по возрасту он мог быть твоим отцом?
– Нет… отцом я его себе не представляю…
– А кем представляешь?