Сага о Певзнерах

Отец растерялся. И, как до золотой рыбки, от которой ждал подмоги, привычно дотронулся до своей Золотой Звезды.

– Но ведь награждали!

– А если бы награждали всех, кто заслуживал? Вот был бы скандал. Исторический!

– Я не согласен, – безапелляционно, но и бездоказательно отпасовал отец.

– Давай-ка я для разрядки расскажу анекдот, – прибег к своему излюбленному приему Абрам Абрамович. – Воздвигли памятник: «Неизвестному солдату Рабиновичу». Все удивляются: «Как это так? Неизвестному и… Рабиновичу?!» – «Дело в том, – объясняют, – что неизвестно, был он солдатом или нет». А оказывается – на одном из первых мест? Значит, известно: был!

При звуках маминого меццо-сопрано, грудного и глубокого – «Ей бы Аиду петь!» – мужчины специфически цепенели. Говорила она негромко, но, так как отец и Еврейский Анекдот в эти мгновения не просто умолкали, а как бы и не дышали, меццо-сопрано усиливалось окружающей тишиной.

Вакуумная тишь возникла и тогда, когда мама предложила, чтобы нас с братом назвали именами двух дедушек, а сестру именем одной из двух бабушек. Мама никогда не повелевала – она высказывала пожелания. Для отца же ее слова звучали, как военный приказ, и не командира батальона, дивизии или армии, а командующего всем фронтом. Но, разумеется, не Верховного Главнокомандующего, потому что Верховный был один.

Еврейский Анекдот, тоже привыкший маме внимать, неожиданно возразил (со временем я понял, что он никому беспрекословно не подчинялся):

– Не нагружайте жизнь своих детей дополнительными и необязательными сложностями. Не обременяйте их понапрасну, если бремени можно избежать.

Лучший друг нашей семьи был прав, потому что дедушек звали Самуилом и Исааком, а бабушек – Рахилью и Двойрой.

– Знаете, есть такой анекдот… – решил прибегнуть к своему смягчающему или отвлекающему маневру Абрам Абрамович. – Везут труп Рабиновича. «От чего он умер?» – «Видите ли, вчера мы играли с ним в одну смешную игру: кто дальше высунется из окна? Так он выиграл!» – Помолчав, чтобы мама с отцом посмеялись и поразмыслили, Анекдот продолжал: – Говорят, лучше всех устроился тот, кто лучше всех спрятался. Прятаться не обязательно. Но и высовываться сверх меры не следует. – Гармошка из морщин собралась на лбу у Абрама Абрамовича. Он напрягся, чтобы придумать нечто, не противоречащее маминому предложению, но и не осложняющее жизнь новорожденных Певзнеров. – Возьмите лишь первые буквы имен. Как символы! Ну вот, к примеру… – Анекдот коснулся пеленки, из которой, как из кокона, выглядывала сестра. – Ее назовите на букву «Д». Не Двойрой, разумеется. Зачем такие крайности?

– Дарьей! – предложил мой прямолинейный отец.

– Тоже слишком, – возразил Анекдот. – А впрочем… Почему бы и нет? Бросим вызов! Дарья, Даша… Нежно звучит. Вы не против? – обратился он к маме, которую называл на «вы».

– Даша? Мне нравится, – ответила мама.

– Значит, принято. Его имя, – Анекдот кивнул на брата, – пусть начинается с буквы «И» в честь дедушки Исаака. Какие есть безопасные имена на эту букву? Иваном нарекать не обязательно. А Игорем, я думаю, в самый раз.

– В самый раз, – повторила мама. Это означало, что повторил и отец.

– Остался еще один. – Он имел в виду меня. – Пусть будет не Самуилом, а, допустим, Сережей. Тоже неплохо. И поверьте: дедушкам и бабушкам от этого хуже не будет. А им, – он обвел взглядом нас троих, – увы, будет лучше!

– Почему «увы»? – удивился отец.

– Потому что приходится думать на эту тему. – Собрав на лбу гармошку с такими густыми и глубокими складками, что, казалось, она вот-вот заиграет, Анекдот добавил: – Да, дедушкам и бабушкам хуже не будет… Хуже того, что с ними стряслось, вообще не бывает! А этим хоть немножечко подсобим. Тем более эти только стартуют, а те разорвали ленточку финиша. Точней сказать, ленточку, как и их жизни, разорвали другие.

Они финишировали во рву одесского гетто. Ни бабушками, ни дедушками они по возрасту не были: старшему из них, папиному папе, едва исполнилось сорок семь.

Я стал Сережей. Хотя чаще меня, унаследовавшего рязанскую отцовскую внешность, звали Серегой.

Выслушав Анекдота, отец вопросительно воззрился на маму.

– Раз будет лучше… – устало подвела итог мама. Она согласилась.

– И я согласен! – будто командующему, подчинился отец. Наши имена были окончательно утверждены.

Мы трое, как я уже сообщил, родились в один день и один час. Поэтому многое в нашей жизни и после шагало как бы нога в ногу. В школу мы тоже отправились вместе. Нас зачислили в один и тот же класс, к одной и той же учительнице.

Мария Петровна была за единение разнополых детей: таким образом, я оказался рядом с Дашей, а Игорь за нашей спиной.

– Умоляю: не становитесь первыми учениками все трое, – сказал накануне в шутку, мне показалось, Абрам Абрамович. Позже я понял, что он не шутил. – Блестяще пусть учится кто-то один. Если вы заблестите одновременно, вам этого не простят.

Еврейский Анекдот зря беспокоился: нам с Игорем первенство не угрожало. Зато Даша немедленно, без разбега стала не только первой ученицей в классе, но и первой красавицей.