Сага о призраках: Живым здесь не место…

Но спустя какое-то время загробного существования Хейзозер окончательно понял, что драконы никогда не оживут и не унесут его куда бы там ни было. И тогда он возненавидел богов чернейшей ненавистью, на какую только способен человек, которого водили за нос всё его существование. Возненавидел жрецов за то, что они используют веру для личного обогащения, себя за наивность и доверие богам, которым, как оказалось, совершенно плевать на те жертвы, что приносят им люди, по причине своего несуществования. А заодно и всех живых за то, что он уже умер, а у них ещё есть шанс наладить свою жизнь и исправить совершённые ошибки. Но как, как же боги могли оставить его, отказавшегося совершить преступление даже ради спасения своей дочери?! Пустота и чёрная злоба отныне и навеки поселились внутри Хейзозера, заменив собой веру и стремление жить правильно. Нет, он не перестал верить в богов. Он перестал верить богам. И ещё им прочно завладела жажда мести магцарям, убившим его жену и его самого. Но обо всём по порядку.

1. Хейзозер Краснощёк.

Смерть – это ещё не конец.

После пробуждения на Кладбищенском острове Хейзозер Краснощёк в прострации блуждал по кладбищу, не понимая, что с ним произошло и в кого он превратился, а превратился он в нечто эфемерное, с очертаниями его бывшего тела, но голубовато-белого цвета. И это нечто умело леветировало и вполне сносно проходило через материю, как сквозь воздух.

Краснощёковое нутро ощетинилось сосульками страха. Да там вырос целый престол из сосулек страха (на престоле со спинкой из всяких острых штуковин усидеть нелегко, но усидеть на престоле из сосулек внутри пищеварительного тракта ещё труднее, хотя бы из-за его неизбежного таяния). Уж не в кошмарную ли Энжахиму он попал, где души служат жратвой и ханкой для чудищ со всеми вытекающими и выходящими последствиями?! (Малая ханка – грешники малой руки, большая ханка – грешники большой руки.) Но он не мог попасть в Энжахиму, он же ш жил правильно, по заветам! Да нет, это Кладбищенский остров. Оградки вот, местность знакомая. Он бывал здесь, когда хоронил родителей… а потом и дочь. Вон и Воротник чернеет.

Тогда куда подевалась обычно назойливая болотная вонь? Хейзозер принюхался и не услышал вообще никаких запахов, как если бы нюхал чистую воду, которую ему никогда нюхать не доводилось. В лучшем случае, это было нечистое пиво. Впрочем запахи сейчас не главная проблема, опасность одна: живым на Кладбищенском острове нельзя долго находиться, иначе можно заснуть и никогда не проснуться, угодив раньше срока в юдоль тоскующих мертвецов. Покойники, как известно, скучают по жизни, она манит их, как и свежие истории из мира живых, а рассказчиков всегда так не хватает. Краснощёк покрылся бы испариной, если бы по-прежнему обладал своим привычным телом, а не этим не пойми чем.

Они с Шаулиной несколько суток прятались в темноте погреба, страшась высунуться наружу. Снаружи трещал и ревел городской пожар, устроенный захватчиками. От бушующего вокруг пламени холодное обычно подполье их каменного дома полнилось горячим воздухом. Иногда сквозь дверные щели заходил ветер и приносил клочья горького дыма. Становилось тяжело дышать и слезились глаза, к тому же жажда и голод ждать не заставили, и Хейзозер предложил, как стемнеет, бежать из города, а там, в лесу и безопасности, придумать, куда идти дальше. Ночью они покинули убежище. Чёрная от золы улица едва узнавалась. Плоть многих зданий пожрал ненасытный огонь, обглодав их до костей остова. Повсюду – обугленные трупы. Закопчённый и задымленный Радруг едко смердел жжёным мясом и горелым деревом. А из подворотни напротив вышли два мага-рыцаря в своей красной броне, заляпанной угольными пятнами и разводами так густо, что красное едва различалось. Точно караулили их. И Краснощёк с Шаулиной побежали. А затем его жена вскрикнула, пронзительно, режуще, словно бритва, коротко, как миг. Хейзозер не обернулся. Хейзозер струсил, как струсили бы многие, если не все. Впрочем, бег продолжался недолго. Жуткая боль молнией сковала спину и парализовала его.

А потом он как-то оказался на Кладбищенском острове.

Подавленный и растерянный, Хейзозер Краснощёк плыл среди надгробий, как среди каменного леса, посаженного измельчавшими волотами, пока не увидел ещё одно такое же нечто, прозрачно-белое, с голубоватым отливом. Толстое и согбенное, оно сидело, прислонившись спиной к берёзе.

Хейзозер не знал, радоваться ли подобной встрече, но за неимением чего-то другого подплыл поближе. К его изумлению, голубовато-белым согбенным толстяком оказался никто иной, как аптекарь Бухвала Мудрик. По крайне мере, лицо с фигурой его. В льдисто-синих глазах краснели едва заметные искорки.

– И ты здесь! – выдохнул Хейзозер.

Бухвала с кряхтением поднялся. Конечно, привидения не кряхтят, им это ни к чему, но Бухвала по привычке изображал из себя несчастного страдающего расстройством желудка и сахарным диабетом провизора.