Сага о реконе

Трое молодых бойцов занимались тем, что срывали бугры и засыпали ямы – если уж враг пойдет на приступ, то ничего не должно отвлекать и мешать обороне, тем более нужно исключить возможность споткнуться и загреметь.

И лишь один седоусый хольд в длинном, сроду не стиранном поддоспешнике приблизился к Хёгни.

– Поймали? – осведомился он, разглядывая Бородина и Плюща из-под насупленных бровей, седых и лохматых.

– Поймали, Геллир, – кивнул рыжий. – Говорят, не из хирда ярлова! И что хотят чего-то сообщить самому конунгу.

Геллир хмыкнул.

– Говорить они будут позже, – измолвил он, – когда конунг с охоты вернется.

– И куда их?

– А вон, пущай с кузнецом посидят, посудачат о своей горькой судьбе!

Рокни с Торстейном рассмеялись и повели пленных к капищу. Хёгни догнал их и отворил дверь.

Плющ вошел в заброшенный храм, Бородин шагнул следом.

– Руки хоть развяжите, – попросил Костя. – Или боитесь, что убежим?

Косой фыркнул только, топая к выходу, а Рокни пожал плечами, задержался и приказал:

– Спиной!

Валера с Плющом повернулись кругом. Острый нож викинга распорол кожаные ремешки. Стало получше, хотя чувствительность к рукам вернулась не сразу.

Когда Костя обернулся, дверь уже захлопнулась, отсекая свет. Теперь только солнечные лучи, бившие из маленьких окошек под самым потолком, вырывали помещение из полумрака. Сияющими конусами упирались они в пол, материализуя кружившиеся пылинки.

– Привет, внучек, – послышался голос из полутьмы.

Бородин вытаращил глаза, походя в этот момент на сову.

– Дед?! Ты?!

Глава 20 Семен Щепотнев «Делатель королей»

Когда Шимон вернулся в Стьернсванфьорд, солнце уже село. В лесу было сумрачно, меж черных стволов шевелились неясные тени.

Однажды из чащи глянули чьи-то красные зрачки. Зловеще так глянули, словно пара индикаторов на полицейской рации.

Медведь? Волк? Или еще какая тварь? Кто его знает, это Средневековье…

В селении никто и не заметил пропажи бойца.

Гражданские в дела ярла не лезли, а хирдманы вовсю готовились к вечерней трапезе, плавно переходящей в разнузданное пиршество «с элементами эротики».

Желание активно принимать участие в гулянке у Щепотнева отсутствовало, хотя и против он не был, ибо культурно-массовое мероприятие скроет его отсутствие самым замечательным образом.

Семен уже пригляделся малость – костры, если их зажечь на круче, что против сетера, будут хорошо видны с пристани.

Хотя чего тут скрывать-то? И от кого? Да к полуночи викинги перепьются до того, что папу с мамой не узнают!

Впрочем, режим секретности еще никому не мешал. Лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть.

С этой мудрой мыслью Щепотнев присоединился к остальным, лениво предвкушающим скорое празднество.

Викинги похохатывали, прохаживались, нагуливая аппетит, отпускали немудреные шуточки. Повода особого для гулянки не было, да никто его и не искал. Коли хирд не в походе, не на войне, то чем же ему еще заниматься, как не пирушками?

Ну можно еще охоту устроить или какое иное развлечение… Скучно? А это кому как. Местные верили, что и в Вальхалле их ждут те же радости, что и на грешной земле, то бишь война, охота да пиры.

…Хирдманов в длинный дом набилось, как селедок в бочку, – не протолкнуться. С самого начала душно было, а после и вовсе жар пошел от распаренных, потных тел. Да еще и огонь разожгли в очаге, факелы засветили – дым так и висел пеленой под самым потолком, да густой такой – стропил не видать.

Викинги орали, хвастались подвигами, гоготали, распевали, уплетая здоровенные кусищи мяса, запивая пивом из кубков и рогов.

Шимон скромно присоседился к пировавшим, изредка выходя из-за стола, чтобы пособить дренгам, обходившим старших товарищей и подливавшим тем из кувшинов, – дедовщина и тут процветала.

А как же?

Вот прослужи в хирде десяток лет, повоюй как следует, выйди в хольды, тогда и будешь посуду подставлять под пенную струю, а не наполнять ее. Все по справедливости.

– Как пивко? – оскалился Траслауд, пришатываясь к Щепотневу.

– Как надо, – улыбнулся тот, – холодненькое.

Викинг захохотал, вытащил нож размером с хороший меч и порубал на куски здоровенный ломоть жареной свинины.

Ближе к полуночи веселье достигло наивысшего градуса – покои сотрясались от восторженного рева, горбатые тени шатались по стенам, словно иллюстрируя здешний пандемониум.

Шимон выбрался на улицу вместе с «однополчанами», желавшими отлить.

В ночи длинный дом больше всего смахивал на холм с пещерой, откуда вырывалось оранжевое зарево.

Щепотнев шагнул за угол и канул во тьму.

Став, по своему хотению, по велению Гунульфа, глазами и ушами сэконунга, Семен не прикладывал ни малейших усилий к тому, чтобы убедить Торгрима ярла склонить голову перед морским королем. Толку-то? В агитации и пропаганде смысл появляется тогда лишь, когда у агитатора и пропагандиста время есть, хотя бы месяц-другой.

Но принудить викингов за день?.. Вероятность такого события равнялась ноль целых, ноль-ноль…